В Японии пользуются смешанной письменностью, в которой сочетаются обозначающие понятия китайские иероглифы и передающие звучание независимо от смысла знаки двух японских азбук - хираганы и катаканы (эти азбуки имеют общее название - кана) Сочетание иероглифов и фонетических знаков, вообще говоря, является принципом многих систем письма, включая кириллическую и латинскую, однако в последних удельный вес иероглифов (цифры, формулы, знаки типа §, №) относительно мал; в японском же письме именно иероглифика играет ведущую роль. Редкая особенность японского письма - наличие не одного, а двух сосуществующих алфавитов.

Почти любой японский текст содержит иероглифы, знаки хираганы и катаканы, возможны также вкрапления латиницы и международных иероглифов типа арабских цифр. Тексты, записанные только одним видом письма, редки: чистой катаканой по традиции печатаются телеграммы; чистая хирагана может встретиться в книгах для самых маленьких детей, но чаще там попадаются и простейшие иероглифы; чистая иероглифика характерна для уличной рекламы, вывесок, плакатов, но и здесь в случае необходимости может появляться каждая из азбук. Не так часты и тексты, содержащие два вида письма из трех, за исключением текстов без катаканы: они появляются там, где нет европейских заимствований, что достаточно обычно даже в газете, см., например, статью о беседе премьер-министра и министра финансов в "Асахи-симбун" за 26 августа 1982 г.; без хираганы до 1946 г. писали официальные документы, но сейчас это не принято.

Такая сложная система сформировалась исторически. Японцы не имели собственной письменности до заимствования китайских иероглифов, использовавшихся с VI в. н. э. и полностью освоенных к VIII в. Однако чисто иероглифическое письмо неудобно для японского языка, обладающего в отличие от китайского богатой системой грамматических показателей (аффиксов и служебных слов). Поэтому уже с VIII в. появляются системы фонетического письма. Первоначально для этих целей использовались некоторые иероглифы, затем - их сокращенные варианты, постепенно трансформировавшиеся в знаки каны. Хирагана и катакана, возникшие почти одновременно в IX в., постепенно вытеснили другие алфавитные системы. [Другие виды каны (так называемая хэнтайгана) ограниченно использовались до XIX в., а отдельные знаки хэнтайганы изредка можно увидеть даже сейчас, например на вывесках.] В средние века использовались разные системы письма - от чистой иероглифики до чистой каны (так называемое женское письмо, использовавшееся женщинами, которых обычно в полной мере не учили иероглифике). Однако смешанное письмо постепенно начало преобладать, а с XIX в. стало практически единственным (подробнее историю японского письма см., например [Miller, 1967, с. 90-140]).

Два вида каны различаются начертаниями, лишь немногие знаки похожи, и ни один не совпадает абсолютно. Однако соответствие между знаками хираганы и катаканы взаимно однозначно, и любой текст, записанный хираганой, может быть точно так же записан катаканой (или наоборот). До войны каждый алфавит имел 48 знаков, но, поскольку еще в средние века некоторые пары знаков совпадали в звучании, при послевоенной реформе письменности из каждого алфавита исключили по два знака. Чаще всего знак каны соответствует открытому слогу с кратким гласным; в период формирования каны японский язык был почти лишен слогов иного рода и соответствие "знак каны - слог" было почти однозначным, однако в дальнейшем ввиду появления долгих гласных, закрытых слогов и т. п. возникли случаи, когда слог соответствует двум и даже трем знакам каны. Кана ориентирована на фонетические особенности японского языка, существовавшие в нем до появления массовых заимствований из английского, поэтому каной трудно адекватно записать слова иных языков и многие американизмы в самом японском языке; на этом вопросе мы остановимся в главе о заимствованиях. Таблицы каны см., например, на форзаце II тома "Большого японско-русского словаря".

Сами по себе иероглифы мало отличаются от тех, которые употребляются в Китае. Есть знаки, изобретенные в Японии, но они немногочисленны [В виде примера можно привести знак, которым записывается хатакэ - "сухое (не заливное) поле", - состоящий из элементов со значениями "огонь" и "поле".]. Более существенно различие в использовании сокращенных вариантов иероглифов, ставших в Японии нормативными после реформы 1946 г.: упрощение иероглифов в Китае и Японии происходило независимо друг от друга. Еще более разошлись две иероглифические системы после введения в Японии иероглифического минимума, также не связанного с процессами, происходящими в Китае.

Однако наиболее значительные отличия между иероглифическими системами в Китае и Японии заключаются в их соотнесенности со звучанием. В китайском языке, если отвлечься от диалектных различий, у иероглифа обычно только одно чтение. В японском же языке единственность чтения иероглифа - исключение, а не норма, большинство иероглифов имеют два-три, а иногда и до десятка чтений. Чтения иероглифов (т.е. звуковые единицы, им соответствующие) в японском языке делятся на так называемые онные и кунные. При заимствовании иероглифов ими начали писать корни исконно японских слов [Нередко пишут, что иероглиф обозначает слово, но общая норма японского языка - соответствие иероглифа корню; сложные слова обычно пишутся несколькими иероглифами, а окончание слова, если оно есть,- хираганой.], эти корни - кунные чтения. Помимо этого вместе с иероглифами заимствовались и их китайские чтения, фонетически изменившиеся в соответствии с произносительными навыками японцев; так появились онные чтения, ставшие важным источником пополнения японской лексики (см. ниже). Как кунных, так и онных чтений у иероглифа бывает несколько, так как иероглиф мог использоваться для написания синонимичных или чем-то сходных по значению корней [Наоборот, тот же корень может писаться разными иероглифами. Так, корень слова еи 'хороший' и сейчас пишется тремя способами. Разные написания могут со временем закрепляться за разными значениями многозначных слов тору 'брать' обычно пишут одним иероглифом, а тору 'ловить' - другим ], а онные чтения заимствовались в разное время и из разных китайских диалектов. Например, одним и тем же иероглифом пишутся корни слов икиру 'жить', икасу 'оживлять', уму 'рожать', умарэру 'родиться', хаэру 'расти' (о растениях и растительности у человека), хаясу 'отращивать (бороду, усы и пр.)', нару 'плодоносить', насу 'рожать', нама 'свежий', кроме этих кунных чтений есть два онных: сэй и сё:. Такая система сложна и неудобна, поэтому одной из задач послевоенной реформы было сокращение числа чтений иероглифов.

Иероглифы используются для написания корней как исконно японской лексики, так и китаизмов. Однако иероглифы неудобны для записи грамматических элементов, а также новых заимствований из английского и других языков. Первоначально, пока таких заимствований было немного, их писали иероглифами, иногда иероглифы подбирались по звучанию независимо от смысла, иногда - по значению независимо от звучания. Однако, когда со второй половины XIX в началось массовое заимствование европейской лексики, такая запись оказалась неудобной, и сейчас лишь отдельные заимствования пишутся иероглифически.

Постепенно сложилось распределение функций между иероглифами, хираганой и катаканой, наиболее строго выдерживавшееся в период с конца XIX в. до 1946 г., но не потерявшее силы и сейчас. В соответствии с ним корни исконной и китайской лексики пишутся иероглифами [Поскольку кана в основном слоговое письмо, то граница между частями слова, записываемыми иероглифами и хираганой, не всегда совпадает с делением на корень и окончание, ср. тору 'брать', торэ 'бери!', где грамматическое членение тор-у, тор-э, но после иероглифа пишутся знаки хираганы ру, рэ], окончания слов и служебные слова- хираганой [Возможно иероглифическое написание отдельных грамматических элементов вроде показателя предельного падежа мадэ, но сейчас оно редко], новые заимствования - катаканой. Значение катаканы оказывается наименьшим, по выражению одного автора, она играет роль курсива для выделения заимствований (К. 1984 № 2. С. 23). Соотношение иероглифов и хираганы в определенной степени компенсирует такую непривычную для нас особенность японского письма, как отсутствие пробела: оно позволяет при чтении выделять если не слова, то хотя бы отрезки текста с лексическим и грамматическим значением, следует учесть, что представления японцев о слове отличаются от европейских [Алпатов, Басе, Фомин, 1981, с. 296-297]. Такое соотношение стало привычным для японцев: даже сторонники полной отмены иероглифики выступают за его сохранение, призывая заменить иероглифы катаканой, а хирагану оставить в прежней функции (К 1983. № 6 С 22). Однако в современном письме, где уменьшился удельный вес иероглифики и произошло некоторое перераспределение функций между хираганой и катаканой (см. ниже), четкость выделения лексических и грамматических единиц стала меньше.

Несмотря на уменьшение такой четкости, пробел (в отличие от европейских знаков препинания) не приживается в японском письме. Хотя правилам проведения пробела учат в школе, такие тексты приняты лишь в учебниках для начальной школы и книгах для детей [При этом пробелами разделяются не слова в нашем понимании, а единицы, именуемые "бунсэцу". Аналогом такого написания для русского языка было бы слитное написание всех предлогов, частиц и союзов.], а также в текстах на латинице. В связи с этим сторонники сохранения существующего письма часто утверждают, что японцам-нелингвистам слишком трудно членить текст на слова (К. 1983. № 7. С. 7; № 9. С. 12).

Обычное направление японского (как и китайского) письма - сверху вниз, столбцы читаются в направлении справа налево. Однако издавна, особенно в надписях, заголовках, применялось и направление в строчку, также справа налево. В наше время под западным влиянием появилось и направление письма в строчку слева направо. Оно почти вытеснило горизонтальное письмо справа налево, последнее можно встретить лишь там, где традиции соблюдаются строже всего, например в храмах. В японском фильме "Крепость на песке" действие происходит на маленькой железнодорожной станции в годы войны и в наше время; для подчеркивания временного различия дважды показан столб с названием станции: в первом случае иероглифы написаны справа налево, во втором - слева направо. Постепенно новое написание начинает вытеснять и обычное вертикальное: сейчас в строчку печатают школьные учебники по всем предметам, кроме родного языка (ГС. 1985. № 7. С. 8), ежегодник японского языкознания "Кокуго-нэнкан" с 1969 г. перешел на горизонтальное написание. Однако в прессе и художественной литературе традиционное направление письма столбцом преобладает. По вопросу об удобстве того или иного типа написания и о перспективах их развития японские языковеды не могут прийти к единому мнению (ГС. 1985. № 7. С. 7-10).

Еще одна яркая особенность японской письменности - так называемая фуригана. Она заключается в том, что справа от иероглифа или нескольких иероглифов (при горизонтальном написании - сверху) пишутся знаки каны (катаканы - для заимствований, хираганы - в остальных случаях). Фуригана имеет две функции. Самая обычная связана с указанием на то, как надо читать данные иероглифы. Это может быть необходимым, если употреблен редкий иероглиф, особенно не входящий в минимум, или когда иероглифы могут быть прочтены неоднозначно. Частота применения фуриганы зависит от жанра, в целом она тем чаще, чем шире круг читателей: фуригана в данной функции редка в критике, чаще встречается в поэзии, еще чаще - в прозе [Кёгоку, 1984, с. 9-10]. Максимума достигает использование фуриганы в комиксах, которые рассчитаны на малокультурного читателя, а также в некоторых уличных объявлениях (правила для посетителей парков, детских площадок и т. д.), где фуриганой бывает снабжен каждый иероглиф. В газетах фуригана мало распространена из-за особенностей шрифта, не дающего возможности помещать знаки в интервалах между столбцами; в случае крайней необходимости она приводится после иероглифа в скобках [Фуригана в такой функции существует, хотя, конечно, и редко, даже в русском языке Нам приходилось видеть в Москве объявление у входа в поликлинику, где к международному иероглифу t° было приписано его чтение "температура"].

Другая функция фуриганы, обычная для художественной литературы (особенно поэзии) и публицистики, заключается в том, что каной пишут не го же слово, что иероглифом, а его синоним или слово, близкое по значению. Приведем несколько примеров. В кинорекламе напечатан иероглиф, которым обозначается глагол коросу 'убивать', а каной написано яро: (букв. 'сделаем', что используется и в значении 'убьем'); в титрах французского фильма использованы иероглифы, которыми пишутся слова бэйдзин 'американец', моногатари 'повесть', 'рассказ', а катаканой написано соответственно америкэн 'американец', роман 'роман'; в еще одних кинотитрах иероглифы со значением "(проф) союз" (яп. кумиаи) даются с записью катаканой юнион (речь идет о профсоюзе в США); в книге [Пон, 1976] иероглифом написано го 'язык', катаканой - итакку 'язык' (по-айнски).

Фуригана может служить в таких случаях для введения в текст малопонятного (обычно иностранного) слова, здесь уже не кана, а, наоборот, иероглиф приобретает поясняющий характер. В таких случаях фуригана используется также как средство художественной выразительности или игры слов; чисто графическая игра слов вообще популярна в Японии [Приведем только два примера. В телевизионной игре записывалась последовательность, состоящая из иероглифов со значением "официальный" и "новый" и знака хираганы да, обозначающего связку. Предлагалось первый иероглиф разделить на две части, похожие на знаки катаканы ха и му, второй прочесть по редкому кунному чтению сара, в результате получается хаму-сарада 'салат с ветчиной'. В рекламе ЭВМ для подбора супружеских пар начальная часть слова конпю:та 'компьютер' - кон пишется иероглифом со значением 'брак', который тоже читается кон.]. В этих случаях письменный текст не может быть преобразован в устный без потери информации.

Из сказанного выше ясно, что японское письмо сложно. Встает вопрос: может ли оно быть существенно упрощено?

Безусловно, самый важный, но и самый трудный для усвоения элемент этого письма - иероглифы. Недаром люди, знающие только кану, приравниваются в Японии к неграмотным. Вопрос о реформе иероглифики неоднократно вставал как в Японии, так и в других странах, пользующихся иероглифическим письмом. В связи с этим не раз обсуждались преимущества и недостатки этой системы письменности.

Большинство аргументов за иероглифы и против них приводилось еще в 30-е годы [Алексеев, 1932]. Крупнейший советский китаист академик В. М. Алексеев был, как и почти все наши ученые того времени, активным сторонником отмены иероглифики, однако он учитывал и противоположные аргументы. Он писал: "Иероглифика есть также некий исторический закономерный и высоко развитый способ человеческого общения, который в существе своем вряд ли отличается от алфавита... Если иероглифы в некоторых отношениях сложнее букв, то в других - они проще, как комплексы" [Алексеев, 1932, с. 59-60]. Среди преимуществ иероглифов он видел возможность записи одним знаком целого понятийного комплекса независимо от его длины [Алексеев, 1932, с.27] [Ср. высказывание современного японского автора о том, что иероглиф со значением "государство" занимает меньше места, чем графическая запись английских слов state или country, и ничуть не сложнее [Имаи, 1980, с. 32].], возможность по графическому облику иероглифа до некоторой степени предсказать его значение [Алексеев, 1932, с. 28], роль иероглифов для снятия омонимии [Алексеев, 1932, с. 48-51], а также тесную связь культурных традиций с иероглификой. Этому противостоят значительные неудобства иероглифики: большая сложность знаков, трудность их для запоминания, длительность обучения им, а также архаизм системы иероглифов и неудобство их для записи живой речи [Алексеев, 1932, с. 7-17]; мы опускаем приводимые в книге аргументы, специфичные для китайского языка. Современные японские языковеды говорят примерно о том же самом, добавляя лишь аспекты, связанные с компьютеризацией [Ватанабэ, 1983] (К. 1983. № 7. С. 3).

В Японии со времени приобщения к европейской культуре всегда существовали сторонники отмены иероглифики. Это и латинизаторы японского письма (см. ниже), это и поборники перехода на кану (до сих пор существует их общество "Канамодзикай", основанное в 1920 г., оно издает журнал "Кана-но хикари", т. е. "Свет каны"). Многие из приводимых ими факторов весьма убедительны. Действительно, обучение японскому письму - длительный процесс, и во многом из-за этого в японских школах учат 12 лет. К тому же при большом количестве времени на изучение иероглифики (впрочем, с 1982 г. часы, отводимые на ее освоение, несколько уменьшились при одновременном увеличении числа изучаемых иероглифов) далеко не всё усваивается должным образом. По данным проведенного в 1975 г. обследования, ученики пятого класса начальной школы могли правильно прочесть в среднем 84,5% изученных иероглифов и написать 52%; ученики первого класса неполной средней школы - соответственно 77,2 и 60,4% (К. 1983. № 4. С. 4-5); сходные цифры приводят и другие авторы [Хонда, 1984]. Конечно, часть иероглифов запоминается и позже через чтение. Но все же если трудно найти японца, не знающего ни одного иероглифа, то далеко не всякий, даже имеющий высшее образование, сможет правильно прочесть и тем более написать все иероглифы минимума, не говоря уже о других. В 1979 г. в одной телепрограмме попросили бывшего министра просвещения написать ряд иероглифов, и с заданием он справился не безошибочно. Таким образом, иероглифика явно мешает овладению языком в полном объеме. Несомненны и сложности при машинописи и типографском наборе, проистекающие уже из-за самого количества знаков, в десятки раз превосходящего количество знаков при алфавитном письме.

Однако показательно, что идеи полной отмены иероглифики, несколько оживлявшиеся в периоды острых социальных потрясений (первые десятилетия после буржуазной революции 1867-1868 гг., первые послевоенные годы), никогда не имели серьезного значения и воспринимаются на том же уровне, что и призывы к замене японского языка на английский. Хотя противники иероглифики иногда проявляют активность и сейчас: общество "Канамодзикай" в 1982 г. подавало свои предложения правительству и Либерально-демократической партии (К. 1983. № 10. С. 11), однако они поддерживаются незначительным количеством людей. Всерьез обсуждается лишь упорядочение и сокращение, но не отмена иероглифов.

В чем же причины такого положения? Наиболее очевидная из них заключается в престижности иероглифики и ее связи с японской национальной культурой. В течение веков знание иероглифов в Японии было признаком образованности и в значительной степени и признаком высокого социального положения; кана такой престижностью не обладала, недаром женщины, если они были грамотны, обычно знали лишь кану. Большую роль в Японии играли заимствованные из Китая конфуцианские представления с их своеобразным культом письменного. Отмечают, что и сейчас для японского языкового мышления характерно представление о том, что настоящим считается лишь записанное; с этим связывают самые разные явления - от большей разработанности письменной нормы в отличие от устной до особой склонности японцев по сравнению с другими народами к употреблению визитных карточек [Mizutani, 1981, с. 19-21]. Сохраняется и страх перед иероглифами, и уважение к ним, а знания человека и сейчас иногда оцениваются по количеству известных ему иероглифов, хотя в наши дни, когда все в определенной степени владеют иероглификой, их престижность уже не столь высока, как раньше [Ёсимура, 1982, с. 1]. Японская культура не так тесно связана с иероглификой, как китайская; среди классических литературных произведений есть немало написанных с минимальным использованием иероглифики или даже вовсе без нее, среди них такие крупные, как знаменитый роман XI в. "Гэндзи-моногатари". Однако все же большинство памятников, в том числе практически все памятники последних шести-семи веков, - это иероглифические тексты. Весь этот комплекс культурных и психологических факторов способствует сохранению иероглифической письменности. К тому же они тесно связаны и с политическими соображениями: правящие круги Японии, безусловно, заинтересованы в поддержании культурной преемственности, а не в ее разрушении, следовательно, и в сохранении традиционной системы письма.

Однако было бы большим упрощением видеть причины устойчивости иероглифической письменности только в этом. Другой комплекс причин имеет чисто языковой характер. В течение веков японский язык приспосабливался к иероглифической письменности, и в конечном итоге в нем произошли изменения, делающие упразднение иероглифики невозможным без значительного преобразования всего языка, прежде всего его лексической системы.

Мы уже говорили о том, что вместе с иероглифами из китайского языка в японский перешли их так называемые онные чтения. Последние составили базу многочисленного слоя японской лексики - китаизмов, так называемых канго. Лишь меньшинство их составляют непосредственные заимствования из китайского языка, большинство канго являются сложными словами, созданными уже в Японии из китайских корней. Канго встречаются в любом тексте, включая бытовой, но больше всего их в общественно-политической, научно-технической литературе. В текстах на бунго 20-30-х годов, например военной тематики, они даже составляли всю знаменательную лексику, а роль исконных единиц сводилась к грамматическому оформлению [Холодович, 1937, с. 25-26]. Значение канго можно сопоставить со значением греко-латинских элементов в западноевропейских языках.

В течение веков вплоть до начала XX в. канго служили основным средством образования культурной лексики, и особенно терминологии; теперь с ними успешно конкурируют заимствования из западноевропейских языков. Исконно японская лексика оказалась неудобной для этих целей по ряду причин. Во-первых, краткость китайских корней и легкость их присоединения друг к другу в любом количестве давали возможность образования любого нужного слова со структурой, понятной для людей, знающих иероглифику, ср. до:буцугаку 'зоология' (из до: 'двигаться', буцу 'вещь', гаку 'наука'), кэйацуки 'манометр' (из кэй 'измерять', ацу 'давление', ки 'прибор'), раккасан 'парашют' (из рак 'падать', ка 'вниз', сан 'зонт'). Японские корни неудобны из-за их большей длины и из-за ограничений на число компонентов в сложном слове (обычно не больше двух). Во-вторых, китайские корни ассоциировались с китайской культурой, которая до XVI-XVII вв. была наиболее влиятельной, японские же корни обладали невысокой престижностью; авторитет канго был высок и потому, что они были связаны с письменностью. Количество новых канго резко возросло в период освоения европейской культуры - в конце XIX - начале XX в., когда появлялось много новых понятий: шло активное калькирование лексики европейских языков, и лишь позднее большее распространение получило заимствование [Томура, 1984, с. 52].

Удобство канго имеет и оборотную сторону - значительную омонимию. Простая фонетическая структура китайских корней не может не вызывать омонимию, особенно в японском языке, где при заимствовании исчезли тоновые различия, помогающие различать слова в китайском языке. По данным большого словаря "Сёкё-дай-канва-дзитэн", 48 902 иероглифа, когда-либо употреблявшиеся в Японии, имеют всего 323 онных чтения (К. 1983. № 10. С. 7). При образовании сложных слов омонимия частично снимается, но остается значительной. Например, в "Большом японско-русском словаре" приводится 23 канго со звучанием ко:се , все они одинаковы по ударению и означают 'ремесленник', 'устная традиция', 'устное показание', 'арсенал', 'официальное объявление', 'регистрируемая проституция', 'нотариальное засвидетельствование', 'производственная травма', 'переговоры', 'связь', '(историческое) исследование', 'награждение', 'укус', 'значок учебного заведения', 'бизань', 'отложения руды', 'высшее коммерческое училище', 'министр народного благосостояния' и т. д. Такие омонимы без труда понятны при знании иероглифики, но плохо воспринимаются как на слух, так и в записи каной или латиницей (подробнее об омонимии канго см. [Корчагина, 1984]).

В наше время, когда культурная лексика, в том числе терминология, используется не только на письме, но и в устной речи, омонимия канго стала серьезной проблемой. Предпринимаются меры по ограничению канго, особенно в языке телевидения и радио. Однако полностью освободиться от них оказывается невозможным, поэтому нередко устная передача информации дополняется письменной. Иностранцу, который смотрит передачи японского телевидения, бросается в глаза значительная роль письменной информации. Раньше во время передачи новостей за спиной диктора находилось табло, на котором записывалось основное содержание того, что говорилось; сейчас обычно оно передается без табло, непосредственно на экране. В телерекламе и объявлениях нередко устный текст вообще отсутствует. Роль письменного текста на телевидении все более увеличивается в результате целенаправленных мер (ГС. 1985. № 7. С. 3). В научных докладах и лекциях либо записывают основные термины на доске, либо (что сейчас общепринято) раздают заранее слушателям текст или тезисы. Однако на практике часто в устной речи заменяют канго на заимствование из западноевропейских языков.

Например, термин сэйсэй-гэнгогаку 'генеративная лингвистика' (одно из направлений в современном языкознании) употребляют на письме, а при произнесении вслух пользуются американским термином в японской фонетической передаче. По мнению Сакамото Кэндзо, уже можно говорить о заимствованных чтениях некоторых иероглифов [Сакамото, 1983, с. 19]. Многие канго вытесняются синонимичными заимствованиями из английского языка, об этом мы будем говорить в главе о заимствованиях. Но в целом в письменной речи по-прежнему много канго, что объясняется их престижностью и их удобством: структура сложных канго значительно понятнее образованному японцу, чем структура сложных слов, заимствованных из западноевропейских языков, в том числе интернационализмов греко-латинского происхождения [Suzuki, 1975, с. 189]. Отметим, что канго, структура которых для современного языка уже непонятна, значительно легче теряют иероглифическое написание [Ёсимура, 1982, с. 10-12].

Итак, большое количество канго одновременно создают удобства и трудности для носителей японского языка. Канго, как правило, связаны с иероглифической записью. Исключение иероглифики из речевой практики невозможно без выведения из употребления значительного пласта культурной лексики и создания новых слов для выражения соответствующих значений. Последний процесс постепенно идет, но далек от завершения.

Приспособление системы японского языка к иероглифической письменности не исчерпывается наличием большого числа китаизмов. Одно из следствий сложного характера японского письма заключается в том, что различия между письменными и устными текстами, даже одинаковыми по тематике, в японском языке значительнее, чем в русском или западноевропейских языках.

Противопоставление "письменный стиль - устный стиль" не следует смешивать с противопоставлением "разговорный стиль - книжный стиль". Хотя обычно тексты книжного характера тяготеют к письменному выражению, а тексты разговорного характера - к устному, такая связь совсем не обязательна, ср., с одной стороны, письмо другу (разговорный по характеру, но письменный текст), с другой стороны, научный доклад (книжный но характеру, но устный). В языках с алфавитным письмом обычно при больших различиях разговорного и книжного стилей собственно устный и письменный стили разграничены сравнительно мало; например, письменный текст при прочтении вслух обычно сохраняет свою структуру. Недаром различие между соответствующими по тематике письменным и устным текстами часто не ощущается, а письменность воспринимается просто как "тень звука", как средство фиксации звуковой речи. В европейской науке с тех пор как научились различать звуки и буквы, все внимание было уделено звуковому варианту языка как основному, а изучение письма превратилось в нечто вспомогательное и лежащее за пределами борьбы лингвистических идей.

Иная ситуация в Японии, где изучению письма всегда уделялось большое внимание науки. Многие особенности японских письменных текстов характеризуют особые письменные стили и не могут быть адекватно переданы в устной речи. Далее мы будем говорить лишь об этом, отвлекаясь от различий, связанных с разговорностью или книжностью текстов. [Различия разговорных и книжных стилей в разных языках, включая японский, во многом сходны: в книжных стилях предложения длиннее и сложнее, роль местоимений меньше, чем в разговорных, и т. д. Специфика японского языка здесь больше всего проявляется в связи с формами вежливости, о которых будет говориться в следующей главе.] О некоторых особенностях письменных текстов мы уже говорили. Это фуригана, графическая игра слов, использование канго, заменяемых при произнесении текста вслух. Однако есть и еще более существенные различия, связанные с особенностями зрительного восприятия иероглифов.

Хорошо известно и подтверждается психологическими опытами, что обычный носитель японского языка (малограмотных в наше время можно не принимать в расчет) воспринимает письменный текст не побуквенно, а избирательно: в первую очередь внимание обращается на наиболее значимые иероглифы. Особенно это заметно в текстах, которые должны восприниматься по возможности сразу (реклама, заголовки), и в текстах, которые нужно оценить в условиях дефицита времени (например, на телеэкране). Японские специалисты, например, указывают, что фуригана в телевизионных надписях малоэффективна, так как большинство зрителей не успевают ее воспринять (ХК. 1984. № 10. С. 61; ХБ. 1984. № 10. С. 22). Интересно, что иностранцы в подобных ситуациях часто ведут себя обратным образом, начиная по аналогии с собственной письменностью выбирать из текста кану, что оказывается невыгодным, поскольку информативность каны обычно мала.

Поэтому письменные тексты стараются строить так, чтобы в первую очередь в них выделялись наиболее информативные иероглифы. Хотя иероглифы графически сложнее знаков каны, японская уличная реклама, в том числе световая, вывески, дорожные указатели, плакаты и т. д. состоят из сплошных иероглифов с добавлением катаканы, если в их состав входят заимствования; роль хираганы сводится к минимуму, грамматические элементы обычно опускаются. См. такие примеры: Нидзю:ённэнтю: мукю:-нидзю:ёнкан-эйгё: 'В течение 24 лет без выходных, в течение 24 часов без перерыва' (реклама); ЕХРО-85-нингэн-кёдзю:, канкё: то катку-ги-дзюцу -'ЭКСПО-85 - жилище и окружение человека, наука и техника' (реклама выставки в Цукубе). Первый пример состоит из одних иероглифов, во втором помимо вкрапления латиницы имеется знак хираганы то, которым записан сочинительный союз. В таких случаях иероглифы обычно читаются по онным чтениям, но они рассчитаны лишь на зрительное восприятие, поэтому часто бывает не ясно, как вообще их читать. В виде примера приводят плакат Хиросимского марафона, на котором изображен только один иероглиф со значением "бег" (ГС. 1985. № 7. С. 7).

Подобным образом построены и газетные заголовки, состоящие обычно из назывных предложений или предложений с опущенным сказуемым (см. их анализ [Сыромятников, 1982, с. 114-115]). Они также рассчитаны на зрительное восприятие "ударных" иероглифов, которое невозможно передать при записи текста в транскрипции. Приведем примеры: "Хирасава" коконока-ни дзиммон то:кё:-ти-сай-кэттэй '9 [мая] допрос по [делу] Хирасава, решение токийского суда'; Фукудайто:рё:, гэцумацу-нисидо-хо:мон 'Вице-президент [США], в конце месяца посещение ФРГ'; Сэйкацу-но дзэмбунъя-о мо:ра 'Охватывает все стороны жизни' (опущена связка); Кигадзё:тай нидзю:иккоку-дэ 'Состояние голода в 21 стране'; Нихон-симпан-нидзю:санъокуэн-фусэй-ю:си 'Незаконное кредитование в 2 млрд. 300 млн. иен [компании] "Нихон-симпан"' (Иомиури-симбун. 07.05.1985).

Так строятся и более сложные тексты. Вот предвыборный рекламный плакат одного из кандидатов в Токийский муниципалитет от района Кото: Сэйдзицу, синкэн-но ко:до:, синдзию:курабу, кимура бэн, рё:гокуко:, кэйдайсоцу, куги-ники, тоги-ники ёндзю:госай 'Искренняя, серьезная деятельность, [партия] "Новый либеральный клуб", Кимура Бэн окончил среднюю школу [в районе] Рёгоку [и] университет Кэйо, два срока депутат районного муниципального совета, два срока депутат Токийского муниципалитета, 45 лет'.

Такие тексты очень компактны. В оригинале примера 33 знака, из них 29 иероглифов, три знака катаканы (заимствование курабу 'клуб'), один знак хираганы (показатель родительного падежа но). В переводе без учета добавленных в скобках слов 192 знака, почти в 6 раз больше (знаки препинания в обоих случаях не учитываются). В устной речи такая компактность не наблюдается. Хотя здесь и можно сказать, например, кэйдайсоцу 'окончил университет Кэйо', но это слово будет с трудом понято на слух, к тому же оно не очень вежливо при обращении к конкретному человеку; в устной беседе скорее скажут полностью кэйо:-дайгаку-о соцугё:-симасита (с тем же значением). Еще один пример компактности сообщения. Информация, передаваемая у нас двумя способами: либо довольно длинной фразой Во дворе злая собака, либо рисунком собачьей морды (что занимает меньше места, но требует художественных способностей), по-японски передается изображением на табличке одного иероглифа со значением "собака", состоящего всего-навсего из трех черточек и одной точки. Выигрыш места и времени, затрачиваемого на написание, несомненен.

Такого рода компактность иероглифических текстов используется целенаправленно. Недаром, как можно видеть из примеров, они используются в целях воздействия, в том числе и политического, на читателя. Как справедливо указывается в современном исследовании, "японские стереотипы чрезвычайно лаконичны. Эта предельная сжатость достигается благодаря ценному качеству иероглифической письменности - возможности опускания служебных слов и словообразующих грамматических частиц [Последний термин не принят в языкознании Речь, видимо идет об аффиксах]. Таким образом, стереотип превращается в одно слитное понятие, обладающее, подобно сжатой пружине, большой энергией... Лаконизм достигается также путем опускания некоторых значащих слов, которые легко восстановить... Японские стереотипы обязаны своей яркостью изначальной образности иероглифических знаковых систем... При визуальном восприятии иероглифические стереотипы воздействуют иначе, чем знаки фонетического письма" [Чугров, 1985, с. 121-122]. Конечно, сама по себе иероглифическая письменность нейтральна к передаваемому содержанию, ее преимущества для воздействия на читающие массы могут использоваться по самому разному назначению.

"Можно говорить об использовании пропагандистами специфики японского языка, представляющего широкое поле для экспериментирования в области семантических ассоциаций в силу распространенности омонимии и возможности расчленения иероглифов на смысловые элементы" [Чугров, 1985, с. 122-123]. Отмечают и такую особенность японских письменных текстов: в них наиболее информативен конец предложения, тогда как в устной речи наиболее информативно начало [Mizutam, 1981, с. 33-34].

Итак, японские письменные тексты строятся по иной модели, чем устные. Иероглифика, трудная для изучения, часто оказывается весьма удобной для лиц, хорошо ее освоивших. По-видимому, это имеет свои причины. Заслуживает внимания точка зрения Е. В. Маевского, который пишет: "Зрительный канал передачи информации, по-видимому, лучше всего работает при условии, что изображение воспринимается сразу, целиком. При необходимости поэлементной развертки восприятие замедляется, канал используется с меньшей эффективностью. Многочисленные исследования показывают, что лишь неопытный читатель последовательно пробегает глазами каждую букву... Быстрое же чтение представляет собой сложный психологический процесс, при котором зрение, как правило, захватывает целый фрагмент страницы, обширное пятно, распространяющееся сразу на несколько строк... Иероглифика более приспособлена к такому "чтению пятнами" в силу самой своей графической природы, и можно предполагать, что при прочих равных условиях чтение иероглифического текста должно занимать меньше времени, чем чтение буквенного (подразумевается, конечно, чтение про себя, а не вслух). С этой точки зрения структура письменного языка, максимально точно имитирующая структуру устного (что бывает при фонетическом письме), отнюдь не оптимальна" [Маевский, 1985, с. 210]. Об удобстве иероглифического письма сравнительно с фонетическим при чтении и одновременном обратном соотношении при написании текста говорят и в Японии [Имаи, 1980, с. 32].

В современной Японии обращают внимание и на то, что недостатки иероглифики становятся менее значимыми из-за распространения в последние годы новых технических средств, так называемых словопроцессоров. В них вводится текст каной или латиницей, набираемый с помощью клавиатуры, который автоматически преобразуется в иероглифическую запись, хранящуюся в машинной памяти. Таким образом опускается трудоемкий процесс написания иероглифов, оказывается достаточным пассивное их знание; в то же время преимущества иероглифики в процессе чтения сохраняются [Ватанабэ, 1983].

Так это или нет, покажет будущее. Однако уже сейчас ясно, что по целому ряду причин нельзя ожидать отмены иероглифики в Японии в обозримом будущем. Вопрос о роли иероглифики в этой стране сложнее, чем представлялось несколько десятилетий назад, хотя и сейчас существует взгляд на иероглифику только как на негативное явление. Видный американский японист Р. Э. Миллер заявляет: "Говорить о совершенстве японского письма - то же, что убеждать больных, что им лучше, чем здоровым" [Miller, 1982, с. 187]. Но можно привести и слова академика И. И. Конрада (ранее также сторонника отказа от иероглифики), сказанные им незадолго до кончины. В письме переводчику его трудов на японский язык он делился впечатлением от японского издания: "Когда я бегло просматривал эти книги, переворачивая одну страницу за другой, у меня возникло ощущение, будто я погружаюсь в мир каких-то понятий. Так как я только перелистывал книгу, а не читал ее, что в ней говорится, я уловить не мог, но о чем говорится мне было совершенно ясно... Какой замечательный способ письма, - подумал я. - В нем не просто соединились, объединились две великих культурных изобретения человечества: письмо идеографическое и фонографическое. Мелькавшие перед моими глазами иероглифы непрерывно давали мне точную информацию - о чем тут написано! А если бы я захотел знать, что именно об этом написано, такую информацию дала бы мне кана! Но так как первое, что хочет знать человек, открывая новую для себя книгу, это - о чем в ней написано, получается, что наличие иероглифов дает на это быстрый и точный ответ при одном взгляде. При европейской системе письма мы должны были бы прочитать весь текст или по крайней мере отдельное слово все полностью. При японской же системе письма первая, начальная информация получается наиболее быстрым и экономичным путем - через одни иероглифы. Нет, не отменяйте у себя иероглифы!.. Форма... которую я вижу в японском издании моей книги, мне кажется чрезвычайно удобной и для нашего времени... Японская система письма в этом пункте уникальна: такое объединение двух прямо противоположных графических принципов произведено только в Японии. Берегите это национальное достояние!" [Конрад, 1972, с. 493-494].

Каково же реальное состояние японской письменности к концу XX в.? Мы говорили о реформе письменности, проведенной вскоре после войны. Сейчас, спустя четыре десятилетия, уже можно довольно определенно говорить о ее результатах, о том, что в ней оказалось жизненным, а что - нет.

Наиболее просто прошло изменение орфографии каны. Старые, исторические написания, в том числе отмененные четыре знака хираганы и катаканы, можно встретить лишь в наиболее традиционных текстах типа стихов на бунго (ХБ. 1984. № 8. С. 69) или как индивидуальные отклонения от нормы, например в написании некоторых имен [Так, имя одного из авторов журнала "Гэнто", Тиэко, записано хираганой с использованием отмененного знака (Г 1983 № 6. С 114)], а также в переиздании довоенных книг (однако в массовых изданиях орфография меняется на современную). Успешно прошла реформа и в упрощении нормативных начертаний ряда иероглифов: старые варианты иероглифов уже забылись и встречаются в тех же случаях, что и старые написания каной.

Более сложной оказалась ситуация в связи с введением иероглифического минимума. В соответствии с реформой слова, записывавшиеся иероглифами вне минимума, должны были писаться каной или же похожими иероглифами минимума, если такие можно подобрать. При этом наряду с хираганой, выступавшей как общая норма, рекомендовалось пользоваться и катаканой: последнюю предполагалось употреблять в названиях животных и растений, наречиях, звукоподражаниях и некоторых других случаях. Таким образом, в результате реформы нарушалось обычное распределение функций между иероглифами и двумя видами каны. Еще больше оно нарушалось из-за того, что из минимума исключались не только многие иероглифы, но и ряд чтений оставленных иероглифов; в идеале ставилась задача сохранить для иероглифа не более одного онного и одного кунного чтения, однако, до конца осуществить не удалось; если же несколько иероглифов применялось для записи одного и того же корня, предлагалось писать этот корень лишь одним способом, в результате чего ряд иероглифов минимума сохранил только онные чтения.

Таковы были правила, введенные более полувека назад. Безусловно, во многом они оказали влияние на функционирование японского языка. Все сейчас признают, что возврат к довоенным письменным привычкам уже невозможен [Neustupny, 1978, с. 271]. Современный японец уже не может свободно читать художественную литературу конца XIX и начала XX века [Умэдзу, 1983, с. 145; Mizutani, 1981, с. 7]. Часто пишут, что некоторые лексемы, особенно канго, после отмены их иероглифического написания вышли из употребления; противники ограничения иероглифики заявляют, что это приводит к нарушению культурной преемственности, обеднению языка; например, Имаи Тадаси упоминает слово сирэцу 'яростный' [Имаи, 1980, с. 28]. Безусловно, общее число употребляемых иероглифов сейчас меньше, чем до войны. По данным Государственного института японского языка, зная 1500 иероглифов (т. е. меньше, чем в минимуме), можно прочесть в среднем 98,4% газетного текста (К. 1983. № 4. С. 5). Таким образом, успех реформы несомненен. В чем-то реальная ситуация заходит дальше того, что намечено реформой: корни самых часто встречаемых глаголов агару 'поднимать', итадаку 'получать', какару 'висеть', 'попадать' в современном газетном тексте чаще всего пишутся хираганой, хотя их иероглифическое написание предусмотрено реформой (К. 1983. № 9. С. 3-5).

Однако многие нормы оказались слишком жесткими и не были приняты на практике. Количество реально употребительных иероглифов всегда было несколько больше минимума. По данным Государственного института японского языка, в 1966 г. в ведущих газетах Японии было употреблено 3313 иероглифов, примерно в 1,7 раза больше тогдашнего минимума [Имаи, 1980, с. 26]. Общее количество функционирующих иероглифов еще больше за счет книг писателей старшего поколения, и после войны не ограничивавших себя минимумом (много иероглифов, не входящих в минимум, например, у Мацумото Сэйтё, Исикава Тацудзо и др.), а также за счет переизданий довоенной и классической литературы, где оригинальная иероглифика сохраняется в большей степени, чем орфография каны.

Привычка пользоваться иероглифами, не вошедшими в минимум, особенно очевидна при написании имен собственных. Первоначально в его состав не включались иероглифы, употребляемые только в этих словах. Это, однако, часто никак не влияло на употребляемость таких иероглифов; так, в названиях 47 префектур Японии 14 иероглифов не вошло в минимум, но написания этих названий за 30 лет не изменились [Ниситани и другие, 1977, с. 22]. Сохранение иероглифики устойчиво при написании фамилий и особенно личных имен, поскольку при наречении ребенка до сих пор внимание обращается на подбор "хороших" иероглифов. В этих случаях минимум почти не влияет на практику [Впрочем, есть и обратные явления При образовании в 1966 г. слиянием городов Иваки, Тайра, Дзёбан, Наково и Угиго нового города Иваки решили его название в отличие от старого писать хираганой; такой случай пока уникален. Во время всеяпонского женского марафона 1985 г. на майках спортсменок 42 названия префектур писались иероглифами и 5 - каной. На плакатах кандидатов в Токийский муниципалитет в 1985 г. обычно их фамилии, кроме самых простых по иероглифике, писались хираганой, а имена - иероглифами с фуриганой.].

В некоторых сферах продолжает поддерживаться существование редких, архаических иероглифов. Это, например, борьба сумо, сохраняющая средневековый ритуал. Особенно это видно в именах борцов, специально подбираемых по значению и часто передающихся от одного спортсмена к другому в течение нескольких веков; так, в списке имен 53 участников турнира (Асахи-симбун. 1986. 24 марта) присутствуют 26 иероглифов, не входящих в минимум; четыре из них даже отсутствуют в словаре [Фельдман, 1977]; см. такие имена, как Конисики 'Малая Парча' (второй иероглиф вне минимума), Тотиматои 'Каштановый Штандарт' (первый иероглиф в дополнительном списке современного минимума, второй - вне минимума), Сисихо: 'Наследник-феникс' (первый и третий иероглифы вне минимума). Имена борцов сумо, хорошо известные в Японии, никогда не пишут каной и даже не снабжают фуриганой.

Иероглиф, не входящий в минимум, может в связи с изменением ситуации перейти в разряд употребительных. Возведение около г. Цукуба крупного университета, а затем проведение ЭКСПО-85 сделали название Цукуба частым на страницах газет и на телевидении, несмотря на то, что оно записывается двумя иероглифами, первый из которых и сейчас не входит в минимум.

Таким образом, минимум "тоё-кандзи" далеко не соответствовал реальному употреблению иероглифов. Критику вызывала и его произвольность, см. традиционный вопрос противников этого минимума: "Почему иероглиф со значением "собака" вошел в "тоё-кандзи", а иероглиф со значением "кошка" нет?" [Ниситани и другие, 1977, с. 22] (в новый вариант минимума вошли оба иероглифа). Несовершенство минимума послужило причиной его неоднократного пересмотра, главным образом в сторону некоторого увеличения. Изменения производились уже в 50-е годы, а в 1981 г. минимум "тоё-кандзи" постановлением правительства заменен на новый минимум "дзёё-кандзи". В него вошло 1945 иероглифов, на 95 больше, чем в прежний, и еще 166 иероглифов включено в дополнительный список как допустимые для записи собственных имен. Оговорено также, что "дзёё-кандзи" не имеет силы для специальных текстов (научных, технических, искусствоведческих) и для переизданий старой (довоенной) литературы об изменениях минимума в 1990 г. см. ниже раздел "Новые дискуссии о будущем японской письменности".

Изменения в минимуме приблизили его к языковой практике, однако даже в учебной литературе, где он имеет силу закона, наблюдаются отклонения от установленных правил. В одном из исследований рассмотрено соблюдение минимума в произведениях Акутагава Рюноскэ, включенных в школьные хрестоматии. Оказывается, что замена иероглифов вне минимума осуществляется везде непоследовательно, причем в разных изданиях по-разному; что строгое следование минимуму иногда нарушается закономерно, поскольку длинные отрезки текста, состоящие из одной каны, избегаются из-за трудночитаемости, а применение замещающих иероглифов часто невозможно [Умэдзу, 1983, с. 160 и др.].

Итак, введение иероглифического минимума способствовало упрощению японской письменности, но не в такой мере, как это намечалось при его введении. Иногда пишут, что введение минимума в 1946 г. проводилось как первый шаг для последующей латинизации [Suzuki, 1975, с. 176], но сейчас ситуация для развития в этом направлении еще менее выгодна, чем в те годы. Новый состав минимума удовлетворяет далеко не всех, поэтому продолжаются дискуссии: предлагают уменьшить его до 1000 и даже 500 иероглифов, но, пожалуй, чаще призывают к его расширению до 2500 иероглифов или до числа реально употребительных иероглифов; об этом говорили в теледискуссии по NHK, в том числе влиятельный лингвист Киндаити Харухико (также см. [Ватанабэ, 1983]); говорят даже о желательности отмены ограничений на число иероглифов [Имаи, 1980, с. 33; Уно, 1981, с. 3]. Такие предложения мотивируются распространением словопроцессоров, в памяти которых может храниться множество иероглифов. Есть и противоположные точки зрения, см. раздел "Новые дискуссии о будущем японской письменности".

Изменения официальных норм касаются не только состава минимума. Число допустимых чтений иероглифов стало больше; в частности, в 1973 г. было добавлено 271 кунное чтение [Ёсимура, 1981, с. 50]. Все эти чтения, конечно, никогда не исчезали, ввести унифицированное написание исконно японских слов в большинстве случаев не удалось. Совсем нежизнеспособной оказалась попытка отменить фуригану В правилах 1946 г был пункт о том, что она не должна употребляться, однако на практике она никогда не исчезала даже в учебниках, с 1972 г. этот пункт отменен [Кегоку, 1984, с 2]. Неустойчивы и не раз изменялись и правила написания хираганой окончании слов, здесь также пока не удалось добиться единства [Neustupny, 1978, с 271].

Таким образом, послевоенные реформы письменности оказались эффективными лишь частично Современные письменные нормы, за исключением орфографии каны, менее строги, чем грамматические и даже орфоэпические.

Роль каны в современных текстах значительнее, чем до воины. Особенно это относится к хирагане, которой помимо грамматических элементов пишется и часть корней. Расширение употребления хираганы идет с двух сторон за счет корней, писавшихся редкими иероглифами, и за счет корней с наиболее обобщенной семантикой (местоимения, глаголы с широкими и стершимися значениями) Сейчас уже не редкость случаи, когда в сложном слове часть компонентов пишется иероглифами, часть - хираганой гои 'лексика', где го пишется иероглифом, и - хираганой, Хамарикю (название парка в Токио), где только средний компонент ри пишется хираганой. Облик таких слов нарушает привычки носителей языка, что иногда осуждается [Имаи, 1980, с 28], но в связи с выходом из употребления ряда иероглифов это неизбежно.

Некоторое изменение функции происходит и у катаканы она по-прежнему обозначает заимствования, но ее употребление не исчерпывается только этим. Описанные выше правила семантического разграничения хираганы и катаканы в послевоенных нормах в целом не прижились, лишь звукоподражания обычно записывают катаканой (К 1983 № 9 С 23). Но некоторые слова, иероглифическая запись которых исчезает, стали преимущественно писать катаканой гоми 'мусор', кэга 'рана', сэрифу 'речь на сцене' (К 1984 № 2 С. 11-12), они скорее отличаются не особой семантикой, а аномальным для исконных слов звуковым обликом, делающим их похожими на заимствования. Чаще всего распределение двух видов каны зависит от контекста. В газете помимо заимствований катакана обычно употребляется во избежание длинных кусков текста, записанных сплошной хираганой: при отсутствии пробела текст из одной хираганы или катаканы трудно читать [Ёсимура, 1981, с 7-9]. См. рекламу: Нингэн ва, кидзуцуку аси дэ ару 'У человека ранены ноги', где аси 'ноги' записано катаканой для отделения от написанных хираганой цуку (корень, пишущийся иероглифом вне минимума) и дэ ару (связка). Бывает и стилистическое использование катаканы, когда слову специально придается иностранный облик (об этом будет сказано в разделе о заимствованиях).

В целом же при нестрогости японских письменных норм их колебания происходят лишь в ограниченных пределах, между основными системами письменности с 50-х годов установилось определенное равновесие. Говоря о будущем своего письма, японские специалисты обычно предсказывают, что основные его характеристики будут существовать длительное время (ГС 1984 № 11 С. 12).

Наряду с японским письмом в Японии имеет определенное распространение и латинское (яп. ромадзи 'римские знаки') Можно выделить три функции японской латиницы: ее использование сторонниками латинизации японской письменности, вспомогательное употребление в помощь иностранцам или для фонетической точности и стилистическое применение.

Сразу после буржуазной революции 1867-1868 гг. встал вопрос о переходе японского языка на латинский алфавит. Сторонниками латинизации были, как известно, многие специалисты за пределами Японии, однако в самой стране такие идеи никогда не находили широкой поддержки. Пожалуй, наиболее активными их сторонники были в конце XIX - начале XX в. В 1885 г. было создано и поныне существующее общество "Ромадзикай", разрабатывающее проекты латинизации японского письма, один из них был переведен на русский язык [Культура, 1929, с 82-89] Но сейчас сторонники латинизации столь же маловлиятельны, как и те, кто ратует за переход на чистую кану (о них мы уже говорили выше). В 80-е годы были по крайней мере три ограниченных по объему журнала и бюллетеня, издаваемых обществами сторонников латинизации: "Romazi no Nippon" ("Латинская Япония"), "Romazi Sekai" ("Мир латиницы"), "Romazi-tayori" ("Опора латиницы"); сам их внешний облик на фоне других изданий очень невыразителен. Характерно, что ни в одном из этих изданий употребление латиницы не выдерживается до конца и часть статей печатается обычным японским письмом.

Гораздо большее значение имеет использование латиницы во вспомогательных целях, В помощь иностранцам уличные и дорожные указатели, названия станций на транспорте и т. д. обычно дублируются латинскими буквами, аналогичную функцию имеют написания названий фирм на товарах, предназначенных к экспортированию, транскрибирование японских слов в двуязычных словарях и др. Особую роль играет использование латиницы в текстах, предназначенных для японцев, для более точного указания произношения (в картографии, в учебниках, в лингвистической литературе, особенно по фонетике, и в некоторых других случаях). Кана здесь недостаточно удобна, особенно при передаче иностранных названий.

Для указанных целей, а также для транскрипции японских названий в изданиях на английском и других языках используются определенные системы записи. К сожалению, полного единства в них нет, конкурируют две транскрипционные системы: хэпбёрновская (названная по имени ее автора) и так называемая система кунрэй-ромадзи (букв 'директивная латиница', традиционный русский перевод 'государственная латиница'). Хэпбёрновская система создавалась для американцев и англичан и тесно связана с особенностями английской орфографии, система кунрэй-ромадзи более научна (подробное сравнение двух систем см. [Конрад, 1945]).

Различия транскрипций довольно велики; например, слово со значением "земля, почва" пишется tsuchi по Хэпбёрну и tuti по кунрэй-ромадзи. С 1937 по 1945 г. была официально принята система кунрэй-ромадзи (отсюда - ее название), после войны, в период оккупации, вернулись к хэпбёрновской системе: она была привычнее для американцев, а система кунрэй-ромадзи ассоциировалась с периодом милитаризма [Romanization, 1977, с. 25, 27]. Попытка в 1954 г. вернуться к кунрэй-ромадзи не вытеснила хэпбёрновскую транскрипцию и только привела к разнобою: даже разные министерства пользуются разными транскрипциями [Romanization, 1977, с. 28-30]. В целом хэпбёрновская система распространена шире: ее учат в школе [Harada, 1966, с. 71], используют в учебниках, словарях, в паспортах, в надписях на дорожных указателях и почти всегда в изданиях на иностранных языках. [На ее основе обычно происходят заимствования из японского языка в западноевропейские, а иногда и в русский при условии, что они приходят не непосредственно из японского языка, а через английский. Ср. встречающиеся у нас собственные имена типа "Хитачи" , "Тошиба" (названия фирм), термины дзю-до и каратэ типа хаджиме 'начинайте' (вместо нормативных "Хитати", "Тосиба", хадзимэ). Принятая русская транскрипция отлична и от хэпбёрновской, и от кунрэй-ромадзи] Кунрэй-ромадзи применяется в картографии, в глоссариях технических терминов, технических словарях стандартов и др. [Romanization, 1977, с. 32-33], существуют и фирмы, использующие эту систему: имеется сеть магазинов, именуемых "Meidiya" (но университет Мэйдзи записывается в соответствии с хэпбёрновской транскрипцией: Meiji). Наличие двух систем создает определенный разнобой: в 1974 г. нам пришлось видеть вывеску ("Pachinko Matubara" "Патинко "Мацубара") [Патинко - вид дешевой рулетки, широко распространенное развлечение японцев], где первое слово писалось по-хэпбёрновски, второе - по кунрэй-ромадзи. Однако спустя десять лет вывеска уже имела вид: "Pachinko Matsubara", т. е. хэпбёрновская транскрипция победила.

На практике именно она и преобладает. Однако в 80-е гг. в Японии разработана новая транскрипция, которую предполагается сделать, международным стандартом. Эта транскрипция, обсуждавшаяся на заседании Международной организации по стандартизации (ИСО) в Москве в мае 1987 г., очень близка к кунрэй-ромадзи; пока она не стала нормативной. В изданиях латинизаторов и в лингвистических работах встречаются и иные транскрипции.

Наконец, использование латиницы может иметь и стилистические цели. Хотя американизмы принято записывать катаканой, иногда они вставляются в тексты в оригинальной записи. Обычно так пишутся лишь отдельные слова, создающие эффект большей "американизации" текста: дза дайнамикку эри:то new ма:ку II 'Быстрая элитная новая марка II' (реклама автомобиля); How матти 'Сколько' (название телеигры); остальная часть текста в оригинале записана катаканой. Особенно свойственна латиница заимствованным из английского аббревиатурам: Сампун-дэ ОК! "За три минуты о'кэй!" (уличная реклама); То:кё:-коку-сай-михонъити-дэ PLO-га сесанка 'В Токийской международной ярмарке впервые участвует Организация освобождения Палестины' (заголовок в телепередаче). Предлагается даже выделить в японском языке особый класс лексики, всегда или преимущественно пишущийся латиницей [Касивамура, 1983, с. 7]. Подробнее о стилистическом применении латинады см. ниже в разделе "О двух разновидностях...".