Термин "национальный характер" используется в работах как советских, так и зарубежных авторов. Широко этот термин употребляли основоположники марксизма. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса встречаются выражения: "английский национальный характер", "немецкий национальный характер", "особенности характера каждого народа" и т. д. Основоположники марксизма рассматривали национальный характер в качестве важнейшего фактора, отличающего одну нацию от другой. "Английский национальный характер,- пишет Ф. Энгельс,- существенно отличен как от немецкого, так и от французского" [9, с. 602].

Анализируя национальный характер той или иной нации, К. Маркс и Ф. Энгельс выделяли в нем определенные существенные черты. В работе "Положение рабочего класса в Англии" Ф. Энгельс, описывая черты национального характера ирландцев, отмечает: "Ирландцы по своему национальному характеру сродни романским пародам, французам и в особенности итальянцам... У ирландцев чувства и страсти, безусловно, берут верх над разумом. Чувствительный, легко возбудимый характер ирландцев не дает развиться рассудительности и мешает равномерной, настойчивой деятельности" [10, с. 493-494].

Основоположники марксизма подчеркивали, что национальный характер, его черты являются результатом многовекового развития нации, достоянием ее истории. Поэтому, обращаясь к национальному характеру какого-нибудь народа, они, прежде всего, исследовали социальную историю этого народа.

В работах основоположников марксизма отмечалась зависимость облика и образа жизни людей от условий материального производства, от способа их деятельности. "Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами",- писали К. Маркс и Ф. Энгельс в работе "Немецкая идеология" [8, с. 19]. Исходя из того, что "человек - продукт природы, развившийся в определенной среде и вместе с ней" [12, с. 34], и что сущность человека "есть совокупность всех общественных отношений" [2, с. 3], можно выделить две группы факторов, оказывающих наиболее общее влияние на формирование психологических особенностей людей, принадлежащих к различным социально-этническим общностям. Это - факторы природной среды и факторы социальной среды. Именно эти два фактора оказали решающее влияние на формирование различных этнических общностей, в том числе и японцев.

Вопросы этногенеза японцев в настоящее время остаются довольно спорными. Па этот счет имеется сравнительно много взглядов и теорий. Тем не менее ни одна из этих теорий еще не нашла удовлетворительного решения проблемы.

Согласно получившему у нас признание взгляду, древнейшую основу населения Японии составляли айны. Хозяйство их базировалось на охоте, рыболовстве, лесном и прибрежном собирательстве. На Хоккайдо к айнам примешивались мигрировавшие туда выходцы с восточного побережья Азиатского материка. На островах Кюсю и Сикоку и на юге Хонсю айнское население смешивалось и ассимилировалось с аустронезийскими племенами.

В середине первого тысячелетия до нашей эры на Японские острова через Корейский пролив с юга Корейского полуострова проникают так называемые протояпонские племена. С их приходом на островах появились домашние животные - лошадь, корова, овца, к этому периоду относится и возникновение культуры поливного риса. Процесс культурного развития пришлых племен, их взаимодействие с местным аустронезийско-айнским населением происходил вплоть до V в. Основным направлением хозяйства на Японских островах окончательно стало рисосеяние.

К VI-VII вв. японская народность восприняла из Кореи, а также и из Китая элементы китайской и корейской культуры. В VIII в. завершилась ассимиляция на юге Кюсю остатков аустронезийского населения. Одновременно начался процесс заселения лесистого севера острова Хонсю. Местное айнское население этого острова частично смешалось с пришельцами, частично было оттеснено на север.

В настоящее время Япония - одна из самых однородных по этническому составу стран мира, основу нации (более 99 процентов населения) составляют японцы. Айны теперь сохранились лишь па Хоккайдо, их численность не превышает 20 тыс. В Японии проживает около 600 тыс. корейцев, которые в основном переселились туда в годы второй мировой войны, и до 40 тыс. китайцев. Лиц европейского и американского происхождения в стране немного, и почти все они считают себя временными жителями.

Первые сведения о японцах содержатся в китайских источниках, относящихся к I в. до н. э. - V в. н. э. В VIII в. появляются японские хроники, представляющие собой своды мифов и исторических преданий. Это "Кодзики" ("Записки древности" - 712 г.) и "Нихон сёки", или "Нихонги" ("Анналы Японии" - 720 г.).

Согласно японской системе верований - синтоизму, японская нация ведет свое начало от богини солнца Аматэрасу, прямым потомком которой был легендарный император Японии Дзимму (Дзимму-Тэнно), взошедший на престол "государства Ямато" в 660 г. до п. э. и положивший начало непрерывной династии японских императоров. В Японии принято подразделять историю страны на эры правления того или иного императора. В настоящее время (с 1926 г.) японцы живут в эру императора Хирохито.

В сущности, значение императора как символа всегда выступало важнейшим фактором цементирования национального самосознания японской нации. Это самосознание оказалось очень стойким по отношению ко всем заимствованиям. Его не сумели размыть ни конфуцианство, ни буддизм.

Буддизм проник в Японию из Индии через Корею и Китай в VI в. Буддийские проповедники не боролись

против местной религии - синтоизма, они использовали ее с целью привлечения на свою сторону населения. Один из известных деятелей буддизма того времени Кобо Дайси (774-835) доказывал, что синтоизм и буддизм тесно связаны между собой, что лучезарная богиня Аматэрасу - это и есть воплощение Будды. Буддизм в Японии подвергся значительной трансформации, в результате он стал отличаться и от индийского, и от китайского. Японский бонза не всегда был священнослужителем, он был (и остается) кем угодно: учителем, дельцом, политиком, солдатом. Буддизм проник в Японии во все поры общественной жизни, он оказал влияние на образование, литературу, искусство. Переплетясь с конфуцианством, буддизм наложил специфический отпечаток на психологию японца.

Конфуцианство пришло в Японию сначала через Корею - в IV-V вв., и затем непосредственно из Китая- в VI в. В этот период китайский язык стал языком высшего общества Японии, па нем велась официальная переписка, создавалась литература. Все это порождало условия для распространения конфуцианства. Его доктрина обожествления предков, почитания родителей, беспрекословного подчинения низших высшим, подробнейшая регламентация поведения прочно врезалась во все сферы психологии людей. Конфуцианские представления хорошо выражены в следующем изречении: "Отношения между высшим и низшим подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склониться, если подует ветер". Социальные нормы поведения современных японцев во многом отвечают смыслу данного изречения.

Буддизм и конфуцианство стали играть в Японии роль своеобразной идеологической и моральной надстройки. Конфуцианство, например, постепенно превратилось в господствующую идеологию правящего военно-феодального сословия, которое сложилось в Японии как закономерный результат ее исторического развития.

В период Камакурского сегуната (1192-1333) (01) выделилось военно-служилое дворянство, появилось сословие самураев, признававших "военную доблесть" основой общества. В первое время самураи имели земельные наделы, но в 1653 г. указом сегуна Иэцуна (1651-1680) все они были переведены па жалованье, и у них была отобрана земля. Целая армия ронинов (02) стала бродить по стране в поисках средств существования и подвигов. Самураи создали свой моральный кодекс "бусидо", который постепенно стал неписаным кодексом для своего общества.

Формальная ликвидация сословия самураев с падением сёгуната Токугава (1867) не означала, конечно, искоренения этических норм бусидо из психологии японца. Беспредельная преданность сюзерену, вассальная готовность пойти за своим господином даже в могилу, кодифицированная процедура самоубийства - харакири - все это не исчезло бесследно. "Самурайские доблести" воспринимались и культивировались японцами всех социальных слоев с большой готовностью во многом потому, что от них веяло подлинно своим, японским духом. Эти качества помогали японцам противостоять иностранному влиянию, они в какой-то мере поддерживали в сознании японцев идею самоизоляции, которая возникла в начале XVII в.

В 1611-1614 гг. сёгун Иэясу издал ряд указов о запрещении христианской религии, настойчиво проникавшей на Японские острова, об изгнании из Японии иезуитов и других миссионеров. В последующие годы усилились преследования, и даже казни христиан. В 1624 г. был запрещен въезд и проживание в Японии испанцев, а в 1638 г. были изгнаны португальцы. В 1633-1636 гг. издавались указы о запрещении японцам покидать страну, а соотечественникам, живущим за ее пределами, под страхом смертной казни запретили возвращаться в Японию. В 1636 г. всем иностранцам, которые жили в Японии, было приказано переселиться на остров Дэсима (в районе Нагасаки). В 1639 г. было окончательно запрещено исповедание христианства. Португальским кораблям, поскольку они доставляли христианских миссионеров, запрещалось даже приближаться к японским берегам. Так Япония изолировала себя от остального мира.

Изоляция удобрила в Японии почву для культивирования различных феодальных принципов домостроя и социальных норм поведения. Так, в период ИЗОЛЯЦИИ получил распространение принцип лояльности, лежащий в основе дзюнси - обычая, согласно которому вассал в случае смерти сюзерена следовал за своим господином в могилу. Этим же принципом определялся обычай кровной мести (катакиути), когда самурай должен был отомстить за насильственную смерть своего господина или старшего члена семьи. В японской национальной литературе в связи с этим долгое время популяризировался "подвиг 47 ронинов" (1702), которые после смерти сюзерена сделали себе харакири.

Изоляция страны негативно отразилась на экономическом развитии, однако она способствовала консолидации всех компонентов японской национальной психологии. И когда в середине XIX в. Япония встретилась лицом к лицу с иностранными державами, японская традиционная культура, законсервировавшаяся в эпоху Токугава, могла успешно противостоять воздействию иноземной культуры. При этом она усваивала рациональные элементы западной культуры.

Незавершенная буржуазная революция 1867-1869 гг., известная под названием "Мэйдзи исин" - "реставрация Мэйдзи" (по посмертному имени японского императора Муцухито, правившего с 1868 по 1911 гг.), положила начало некоторым реформам, приведшим к коренным изменениям в области экономики, политики, культуры. События последующих лет привели к ряду существенных изменений в системе социальных отношений, однако они мало повлияли на психологию нации. Островное положение Японии, длительная изоляция от внешнего мира не могли не отразиться особым образом на характере народа. У японцев сложились такие национально-психологические качества, как трудолюбие, организованность, готовность к безоговорочному подчинению, настойчивость, выдержка, нетребовательность в отношении жизненных условий.

Хотя не все из этих черт обладают одинаковой степенью существенной устойчивости, они четко прослеживаются как в феодальный, так и в капиталистический периоды Японии.

Американский исследователь Дуглас Харинг отмечает в связи с этим, что формирование таких черт, особенно готовности к безоговорочному подчинению, происходило под влиянием более трехсотлетнего господства в стране тоталитарной системы угнетения, основанной на всепроникающем шпионаже и полицейском произволе. То, что было создано при Токугава, как считает Харинг, было лишь модифицировано и продолжено в послемэйдзийской императорской Японии [26]. Указанные качества способствовали развитию централизованного государства. Япония быстрыми темпами реорганизовала промышленность, ввела усовершенствования в сельское хозяйство, реформировала общественное устройство. Самурайский воинский дух побуждал народные массы на борьбу за "доблесть нации". За какие-нибудь три-четыре десятилетия Япония шагнула очень далеко. Не будь у этой нации соответствующих психологических качеств, буржуазные отношения не получили бы столь интенсивного развития, как это имело место после выхода Японии на путь капиталистического развития.

В августе 1945 г., когда Япония потерпела поражение в войне и японский император объявил о безоговорочной капитуляции, многие японцы восприняли эту весть как величайшую катастрофу. Официальное опровержение идеи божественности императора, а следовательно, божественного происхождения японской нации, как гром среди ясного неба, поразило японцев. Но хотя японское общественное сознание и вынуждено было резко переориентироваться на совершенно новые идейные позиции, оно сохранило в своих глубинах ориентацию на унаследованные нормы. Именно об этом наглядно свидетельствуют материалы по изучению японского национального характера, которое проводится в Японии Институтом математической статистики с 1953 г. регулярно через каждые пять лет [224].

Исследования показывают, что японцы не склонны отказываться даже от того, что уже сами считают устаревшим. Это касается, в частности, принципов домостроя, традиций, этикета и т. д. Так, на вопрос "Как вы думаете, замужняя женщина должна заниматься только домашними делами или еще работать на производстве?"- 78% мужчин и женщин сказали, что ей лучше сидеть дома. На вопрос "Есть ли врожденная разница в умственных способностях мужчины и женщины?" 62% мужчин и 63% женщин ответили утвердительно (в обоих случаях опрашивалось по 700 человек). На вопрос "Стоит ли японцам обходиться без привычных оборотов вежливой речи, в частности без многообразных форм "я", "ты", "вы"" - 60% опрошенных ответили, что этого делать не стоит, и лишь 28% назвали существующую практику общения устаревшей. Не менее показательны ответы японцев по вопросу о самоубийстве, по поводу взглядов на кодекс поведения и т. д.

На японском языке сегодня говорят 115 млн. человек в Японии. Отдельные группы населения, понимающие японский язык, живут в Корее, Гонконге, па Тайване, Гавайях, Гуаме и в некоторых районах Бразилии. Хотя японский язык построен па той же иероглифической основе, что и китайский, общность двух языков ограничивается письменностью. Сам же японский язык, его грамматика и лексика относятся к языкам не аналитического, как китайский, а агглютинативного строя. Да и генетически они различны.

Японцы не имели исконно японской письменности, и свои древние хроники записывали китайским письмом. Конечно, японцы приспособили китайские иероглифы к фонетическому строю своего языка, но это внесло большие трудности не только в систему письма и чтения, по и в понимание японского текста. Японские слова, записанные такими иероглифами, произносимыми на японский лад, нередко обозначали совсем другие реалии, чем слова, записанные аналогичными иероглифами в китайском тексте. В связи с этим японцы стали использовать фонетические системы хирагана и катакана (объединенных под общим названием кана). С помощью кана японцы начали записывать слова, для которых не находилось китайских смысловых иероглифов. Кроме того, кана оказалась удобной для обозначения служебных глаголов, окончаний знаменательных глаголов и грамматических частиц. Таким образом, японцы теперь используют и иероглифы и кана.

Если взять наугад какую-нибудь страницу современного японского журнала, то на ней будет в полтора-два раза больше кана, чем иероглифов. Это соотношение изменяется в зависимости от характера текста. Обычно иероглифами в японской литературе записывают слова, обозначающие предметы, действия, состояния, признаки и т. п. Так, если передать на японский язык предложение "человек приехал из города", надо корневые морфемы "человек", "город" и "ех" в слове "ехал" обозначить иероглифами, а послелог "кара", соответствующий русскому предлогу "из",- значками кана.

Перед второй мировой войной в известных токийских газетах употреблялось от 7500 до 8000 иероглифов. Первая попытка сократить количество употребляемых иероглифов относится к 1872 г., когда было предложено довести их до 3167. В 1946 г. министерство просвещения рекомендовало сократить этот список иероглифов до 1850. Принята также упрощенная и сокращенная форма написания около 740 иероглифов. В настоящее время число употребляемых иероглифов в японской прессе доходит до 4-5 тысяч, а в специальной литературе - до 8-10 тысяч. Как видно, японская письменность представляет собой смешанную идеографически-фонетическую систему. Иероглифы - символ того, что является у японцев общим с некоторыми другими странами Дальнего Востока (Китай, Корея и др.), а кана делает японскую письменность уникальной по сравнению с названными странами. Японцы считают, что в совокупности их письменность дает возможность по особому ощутить национальную самобытность. Японская специфическая речь еще ярче оттеняет это ощущение (см. четвертую главу).

Вопросы национального характера японцев уже не одно десятилетие занимают историков, философов, психологов различных стран. Сейчас можно говорить о массовом увлечении на Западе различными аспектами духовной жизни японского народа. Исследователи западных стран пытаются проникнуть в сущность общественного сознания японцев, стараются попять мотивацию поведения японской нации.

Большинству западных авторов свойственна субъективность в оценке национальной психологии японцев. При рассмотрении различных ее сторон западные исследователи не всегда учитывают социально-экономические факторы, их влияние на духовную жизнь японцев. Одной из наиболее характерных работ в этом плане является вышедшая в 1947 г. книга американского этнографа Р. Бенедикт "Хризантема и меч" [163].

"Хризантема и меч" была первой послевоенной книгой о японском национальном характере и пользовалась исключительной популярностью. В том же году в Токио был опубликован ее перевод на японский язык. Американские оккупационные власти, очень хотевшие, чтобы общественность потерпевшей поражение Японии познакомилась с этой книгой, содействовали ее публикации большими тиражами. Выход книги в значительной степени стимулировал последующие исследования о японском национальном характере.

Р. Бенедикт никогда не жила в Японии. Работу над книгой она начала в июне 1944 г., когда американские войска высадились на о-в Сайпан. Американские власти поручили Р. Бенедикт проделать исследование о японском национальном характере в узко практических целях: политическим и военным деятелям нужен был материал для определения военной стратегии и послевоенной политики в отношении Японии. Р. Бенедикт, в частности, исследовала следующие вопросы, которые дебатировались американскими политиками и военными, планировавшими и принимавшими решения в отношении Японии: "Возможна ли капитуляция без вторжения? Следует ли бомбить императорский дворец? Что можно ожидать от японских военнопленных? Потребуется ли после установления мира введение в Японии постоянно действующего военного закона, чтобы поддерживать порядок? Следует ли американской армии быть готовой к ожесточенному сопротивлению японцев в каждом укрепленном горном ущелье? Не произойдет ли в Японии революция подобно французской или русской до заключения мира? Не является ли альтернативой революции искоренение японцев как нации?" и т. д.

Характерна реакция японских ученых на книгу. В 50-х годах ряд японских ученых выступили с опровержениями. Так, прогрессивный японский психолог Хироси Минами показал, что книга Р. Бенедикт хотя и всеобъемлющее исследование, но представление автора о "рядовом японце" оказалось во многом устаревшим. В своем исследовании Р. Бенедикт ограничивалась в основном сведениями о японцах, проживавших в США, а также данными, почерпнутыми из японских фильмов и довоенных литературных источников, вследствие чего подход автора к психологии японцев оказался предвзятым. Указывалось, что в книге немало надуманных утверждений [199].

Хотя формулировки Хироси Минами, пожалуй, слишком категоричны, в целом его критика не лишена оснований. Со своей стороны, мы бы добавили, что в концепциях Р. Бенедикт проступает фрейдистский подход к толкованию социальных процессов, автор при характеристике психического склада японцев оперирует такими психоаналитическими моделями, как "культура вины" и "культура стыда". В целом правильно характеризуя японца как воплощение межличностных обязательств (семейных, групповых, общинных) и подмечая его оглядку на тех, с кем он находится в постоянном общении, Р. Бенедикт относит японскую культуру к "культуре стыда" (западную она называет "культурой вины"). Утверждать, как это делает автор, что "стыд" является движущей силой японской нации,- это закрывать глаза на социальную основу развития человеческого общества - способ производства.

Известно, что стыд и вина относятся к моральным категориям и с точки зрения советской психологии - это переживания индивидуального плана. Без сомнения, "стыд" и "вина" проявляются в виде эмоциональных оценок. Но это всегда эмоции конкретного человека, имеющие место в конкретной ситуации, их проявление у целой этнической общности не доказано на фактах и не обосновано логически. Несмотря на существенные недостатки, книга Р. Бенедикт оказала значительное воздействие на характер дальнейшего развития японской этнопсихологии.

Много шума наделала книга Исайя Бен-Дасан "Японцы и евреи" [161]. Момент появления книги был необычным. Он связан с бурными событиями, происходившими в то время в Японии. В ноябре 1970 г. покончил жизнь самоубийством Юкио Мисима, буржуазный писатель, который призывал к возрождению японского самосознания, к военно-фашистскому перевороту и подчеркивал исключительность японской нации. Газетная шумиха вокруг этого самоубийства продолжалась до весны 1971 г. На международной арене и в самой Японии в этот период отмечались серьезные изменения: японо-американская "текстильная война", "долларовый шок", значительные сдвиги в сфере отношений Японии с США и Китаем и т. д. Во всем мире заговорили о японском "экономическом чуде". Одновременно стали много говорить о моральной деградации японской нации. Все это побудило японцев сделать "переоценку ценностей", заставило задуматься над тем, куда идет Япония. В результате - поток исследований японского национального характера.

Проводя идею о некоторой схожести в формировании национальных особенностей японцев и евреев, Бен-Дасан утверждал, что вся целиком японская нация представляет собой единую массу верных последователей так называемого японизма, что японцы фактически не имели своей подлинно японской базы развития, что они никогда определенно не высказывали своего мнения, что они не выступали творцами своей жизни, а лишь приспосабливались к обстоятельствам. Бен-Дасан указывал па примитивность социальных процессов в японской истории и подчеркивал, что каждый якобы может попять психологию японца, не прибегая к научному анализу. Такой произвольный подход к исследованию особенностей психического склада нации, по справедливому замечанию японского психолога Хироси Минами, свидетельствует о научной некомпетентности автора.

Несомненный вклад в исследование отдельных сторон японского национального характера внес американский ученый японского происхождения Хадзимэ Накамура своей работой "Образ мышления восточных народов" [205].

В книге исследуется культура Индии, Китая, половина книги отводится Японии. X. Накамура указывает на особое умение японцев отобрать в других культурах то, что представляет для них интерес па конкретном этапе их исторического развития. Например, буддизм после его появления в стране в VI в. был воспринят именно как буддизм, который требовался Японии в тот период, т. е. в весьма простых своих формах.

Автор книги прослеживает, каким образом, опираясь на свою культуру и традиции, Япония заимствует иностранный опыт и создает новое. Как взаимодействуют эти элементы, определяя своеобразное сочетание консерватизма и динамизма. Этот механизм регулирования заимствований при сохранении традиции, как мы видим, исторически изменялся, по никогда не исчезал.

Французский исследователь Р. Гийен в своей книге "Япония: третья великая" делает серьезный анализ промышленной и финансовой структур страны [177]. При этом он показывает те стороны национального характера, которые позволили японцам превратить свое государство в "великую мировую державу". Он высоко оценивает японское усердие и рвение и с похвалой отзывается о трудолюбии парода, чьи усилия и поддерживают экономический прогресс, создают динамичность экономики.

Р. Гийен видит Японию как страну с "двухъярусной культурой", где сосуществуют новая и старая культуры. Он показывает, что приверженность японцев к древним традициям - это способ ухода от мирской суеты, и сожалеет о том, что "самый артистичный в мире народ" делают соучастником в "преступлениях торгашества", которое разрушает природную красоту Японии. Р. Гийен считает, что только старая культура может противостоять "губительной модернизации". Он полагает, что "двухъярусная культура" будет существовать еще долго.

Американский ученый Р. Халлоран, много лет проживший в японской семье и глубоко вникший в специфику японского быта, провел социологическое исследование, которое легло в основу его книги "Япония воображаемая и действительная" [179]. Как и Р. Гийен, он отмечает, что японской культуре и национальному характеру свойственно ярко выраженное своеобразие. Важная черта этой культуры - ее приверженность традиции и активность в восприятии нового. Р. Халлоран при этом отмечает, что Япония не просто заимствует элементы зарубежной культуры, она их определенным образом трансформирует и перерабатывает. В книге обстоятельно аргументируется мысль о том, что в японской культуре имеется специальный механизм, позволяющий ассимилировать элементы чужих культур с последующим их преобразованием.

Известный вклад в изучение национальной психологии внесла работа С. Галина "Восток и Запад" [178]. В книге исследуется широкий круг вопросов, связанных с анализом психического склада различных этнических обществ Востока. При этом Японии уделяется особое внимание. Автор подробно рассматривает формирование японского национального характера, описывает семейную систему Японии, религиозные верования, этические и социальные ценности японской нации. Он выделяет как устойчивые черты японского характера вежливость, любовь к природе, самообладание, быструю реакцию на новое.

В Японии существует самостоятельная школа этнопсихологов. Эта школа имеет определенные достижения в исследовании национальной психологии японцев. Однако японские авторы стремятся по тем или иным признакам национального характера противопоставить японцев другим этническим общностям, забывая при этом, что различия возникают между нациями в процессе исторического развития.

Хироси Минами в своих работах [291-293], обращая внимание на своеобразие соотечественников, отмечает как самую важную черту в характере японцев склонность к самоанализу. Он считает, что эта черта возникла и укоренилась потому, что другие страны будто бы постоянно бросали Японии вызов, а японцам нужно было обдумывать свои действия. Нечто подобное мы находим в работах и других авторов. Исследователи-японцы всегда выделяли набор черт характера, отличающих японцев от представителей других этнических общностей.

Типичной в этом отношении является работа Яити Хага "Десять очерков о национальном характере" [343], в которой отмечаются следующие национальные особенности японцев: преданность властям и патриотизм; почитание предков и соблюдение чести семьи; секуляризм и практицизм; умение наслаждаться природой; оптимизм и искренность; элегантность и изящество; художественное мастерство; чистота и простодушие; учтивость и великодушие.

Итиро Кавасаки в книге "Япония без маски" [194], однако, дает несколько другой перечень. Эта книга произвела сенсацию как работа, в которой в резкой форме даются негативные характеристики японцев. "Япония без маски" вызвала критику со стороны прогрессивной японской интеллигенции за надменное и презрительное отношение Кавасаки к своим соотечественникам. В 1970 г. как бы в продолжение "линии Кавасаки" вышла работа Осаму Така-хаси "Безобразные японцы", в которой резко критикуется авторитаризм, бюрократизм, формализм и другие отрицательные черты японцев.

Некоторые японские исследователи делали попытки изучать национальный характер своего парода в широких рамках истории Японии, а также путем сравнения культур. В этой связи упомянем работы "Структура сознания японцев" и "Окружающая среда и культура Японии", принадлежащие перу Юдзи Айда [351, 352]. Он рассматривает японскую культуру в сопоставлении с культурой других народов мира. Айда критически настроен в отношении заимствованной чужестранной "послевоенной демократии". Он подчеркивает чувствительность японцев, их внимание к чувствам и нуждам других, подчинение личных интересов общественным, точнее, групповым. Другой японский ученый, Такэо Дои, в своем исследовании "Структура амаэ" [247] сосредоточивает внимание на индивидуальной психике японцев. Он строит доказательства, идя от индивидуальной психологии к культуре. Дои определяет амаэ как "зависимость от благожелательности других". Согласно его точке зрения, такая зависимость является центральной эмоцией японца. Дои строит теорию амаэ, исходя из опыта клинической психиатрии, и экстраполирует переживание того или иного человека па весь психический склад нации. В этом есть, несомненно, натяжка, хотя некоторые моменты подмечены довольно точно.

Работы современных авторов во многом базируются на идеях, изложенных еще в сочинениях прошлого века. В этом отношении характерны классические трактаты Си-цурэй Миякэ [295], в которых довольно красочно описываются привлекательные стороны японского национального характера, а именно: умение восторгаться красотой, отделять добро от зла, избегать соблазнов. Идеи Миякэ призывают на помощь каждый раз, когда хотят противопоставить японскую культуру западной. Так, например, сделал Томио Тэдзука в работе "Размышления о молчаливой ЯПОНИИ", где анализируется функция религии в структуре японского национального характера [340].

Книжный мир наводнен работами японских авторов, где национальный характер рассматривается с разных точек зрения. Вместе с тем каждый автор считает своим долгом сосредоточить внимание на конкретном круге своеобразных черт. Здесь нет необходимости приводить все работы. Ограничимся обзором приведенных исследований в надежде, что это даст достаточное представление о выдвинутой проблеме.

Основной чертой ряда исследований в буржуазной русской литературе является подчеркивание экзотичности Японии и национального своеобразия. Это соответствовало европоцентристской концепции, согласно которой Восток рассматривался как "окостеневший старый мир", уже не способный к самостоятельному возрождению, импульс развитию которому могла дать только западная цивилизация. Известно, что подобные теории служили оправданием колониальной политики западных держав, в том числе заключению неравноправных договоров с Японией. Такое представление о Востоке связано с метафизическими взглядами на восточные общества как на традиционные, застойные, лишенные динамизма, свойственного якобы только странам Запада.

Революционные демократы 60-70-х годов прошлого века видели будущее Востока в его свободпом, прогрессивном развитии и постепенно прокладывали пути к более правильному, научному пониманию истории Японии и ее национальной культуры. Под влиянием идей революционных демократов находились многие из писавших о Японии в то время. К их числу принадлежат такие видные деятели русской науки и культуры, как А. И. Воейков, А. Н. Краснов, Д. Н. Анучин и др.

О трудах русских исследователей, в которых все они касаются нациопально-психологических особенностей японцев, подробно рассказывает известный советский востоковед К. М. Попов в своей книге "Япония" [123].

В дореволюционной России книг о Японии издавалось значительно меньше, чем в Западной Европе или Америке, однако старые русские исследователи, испытавшие влияние идей революционных демократов - этого нового направления в общественной мысли дореволюционной России,- смогли глубже проникнуть в существо происходивших в Японии социально-политических процессов.

В 1871 г. была издана работа М. И. Венюкова "Обозрение японского архипелага в современном его состоянии" [42]. Во второй части этой работы - "Японцы дома и в обществе" М. И. Венюков описывает сословия, быт, правы и обычаи, религию и т. д. Он пытается представить общий ход развития японской культуры. Автор также уделяет внимание вопросам литературы, искусства, организации семьи.

Весьма ценным представляются путевые записи Л. И. Воейкова [47], побывавшего в Япопии в 1876 г., когда страна уже была открыта для иностранцев. Наряду с другими сведениями ему удалось собрать значительный фактический материал о культуре, быте и нравах японского народа. Его особенно интересовало, как японцы проявляют себя в борьбе со стихией, как взаимодействуют с природой.

В 90-х годах дважды совершил поездку в Японию крупный русский ученый-географ профессор Харьковского университета А. Н. Краснов. Первый том его капитального труда "Чайные округи субтропических областей Азии, условия произрастания и свойства чайных культур на Востоке, организация чайного дела" [95] полностью посвящен Японии. Автор выходит за рамки заголовка и подробно описывает население страны, его быт, систему народного образования, религию.

Если многие из изучавших Японию исследователей стремились отразить в своих работах личные впечатления, то Д. Н. Апучин первым из русских дает основательное описание страны и его населения, основанное на исторических источниках. В очерке "Япопия и японцы" [25] он пишет о происхождении японской нации, об особенностях ее культурного развития, а также о нравах и обычаях. Д. Н. Анучин заметил такую черту японского национального характера, как стремление к заимствованиям и умение творчески перерабатывать новшества. Автор подчеркивает чувство национальной гордости и достоинство, пре-данность своему народу, готовность к самопожертвованию, храбрость, терпение, выносливость японцев.

В 1881 г. была опубликована работа русского географа и социолога Л. И. Мечникова "Японская империя (страна, народ, история)" [103]. Автор пробыл в Японии с 1874 по

1876 г. по приглашепию официальных властей для чтения лекций в Токийском университете. Во второй части книги он рассказывает о населении Японии, ее духовной культуре, национальных особенностях японцев.

В 1903 г. вышла кпига русского консула Григория дэ Воллан "В стране восходящего солнца". Автор характеризует японцев как нацию со своеобразной культурой, способной к заимствованиям, которые как бы дополняют ее собственные духовные ценности. Вместо с тем автор подчеркнул умение японцев сохранять самобытность.

В 1904 г. вышла книга "Япония и ее обитатели" - сборник очерков русских исследователей П. Ю. Шмидта, В. Л. Ранцова, Д. М. Бурова и Г. Востокова.

В разделе "Природа Японии" П.Ю. Шмидта высказывается в целом верное, но несколько прямолинейное мнение о влиянии способа ведения сельского хозяйства на формирование национального характера японцев. Он подчеркивает, что ручной труд па небольших по площади рисовых полях приучил японца к кропотливому труду, заставил быть аккуратным и расчетливым до крайности. То, что японцу не приходилось иметь дело с домашними животными, обусловливает, по его мнению, мягкость манер, вежливость и деликатность японского крестьянина. В то же время автор очерка отмечает и отрицательное воздействие природных условий и способов ведения сельского хозяйства на характер японцев. "Вечная мелкая борьба с природой, тяжелый ежедневный труд, непрерывные заботы о дневном пропитании - вызывали в душе лишь мелкие, эгоистические стремления, не оставляли досуга для более возвышенных стремлений духа,- того досуга, которым пользовались европейцы и которому они в значительной степени обязаны высоким развитием своей культуры. Мелочность, расчетливость, практическая складка, отсутствие высоких идеальных порывов и безразличное отношение к вопросам духа - эти черты, присущие японской па-ции, всецело являются результатом многовековой борьбы с природою за дпевпое пропитапие, борьбы, так сказать, с голыми руками..." [159, с. 21].

П.Ю. Шмидт считает, что тяжелый, опасный труд по добыванию морепродуктов, постоянная борьба со стихийными бедствиями также не могли но отразиться на характере японцев. "Если японской народности свойственны подвижность и ловкость, если она обладает энергией и предприимчивостью,- пишет П. Ю. Шмидт,- то в этом немалую роль играют те многовековые испытания, которые перенесла эта народность, отвоевывая у моря право на свое существование" [159, с. 25]. Он отмечает, что именно постоянное общение с богатой и разнообразной природой привило японцам "чувство изящного, наклонность наслаждаться красотою".

"Исторический очерк Японии" В. Л. Ранцова посвящен этногенезу японцев и его влиянию на характер. Автор приходит к выводу, что японская нация образовалась от смешения племен, пришедших не только с островов юга и севера, но и с Азиатского материка. Она впитала в себя различные антропологические, культурные, языковые и психические особенности этих племен. В. Л. Рапцов подробно описывает влияпие буддизма и китайской культуры на культуру Японии.

Г. Востоков в своем очерке отмечает, что исследователи быта, нравов и обычаев японцев при оценке японского национального характера пользуются сведениями следующих двух категорий. Первая - коммерсанты, которые сталкиваются преимущественно с представителями мелкой японской буржуазии. В подавляющем большинстве они отзываются о японцах дурно, считая их хитрыми, нечестными, скрытными, неспособными к упорному труду и склонными к переимчивости. Вторая категория источников - такие посетители Японии, как туристы и путешественники, которые во время кратковременного пребывания имеют возможность соприкасаться, да и то поверхпостно, главным образом с японской интеллигенцией и обслуживающим персоналом. Они слишком идеализируют японцев, восхваляя их ум, вежливость, веселый нрав, честность и т. д.

Г. Востоков, со своей стороны, отмечает у японцев сдержанность в проявлении чувств. "Выражать при посторонних сильную радость, печаль или страх считается у них неприличным,- пишет автор.- Это придает в глазах некоторых поведению японцев характер фальши и, во всяком случае, значительно затрудняет наблюдение японцев". Г. Востоков особо останавливается на таких чертах японского национального характера, как "артистичность натуры" и "отсутствие чувства личности". Он отмечает также быструю восприимчивость японцев ко всему повому, передовому, их трудолюбие и настойчивость. Г. Востоков подметил многое из того, что не заметили другие. "При появлении в 1850-х годах американо-европейских эскадр,- пишет он,- они должны были признать свое бессилие; чувство национальной гордости, глубоко уязвленное сознанием превосходства европейцев, однако, не смирилось, и со свойственными им настойчивостью и стремительностью японцы задались целью овладеть этим превосходством, которое в их представлениях сводится к техническому прогрессу и к военным усовершенствованиям, и не только овладеть, но и превзойти. И вот они в тридцать лет совершили в своей стране переворот, в сравнении с которым наши шумные европейские революции представляются топтанием на одном месте. Если в этом перевороте японцами руководило чувство национального достоинства, то национальная гордость стала увлекать их дальше. Утвердившись в мысли, что они сравнились с европейцами в культуре, японцы не удовлетворились сознанием такого равенства и стали мечтать об исключительном признании своего народа в истории человечества. Народился своего рода японский мессианизм" [159, с. 360].

Хотя оценки японцев, даваемые вышеназванными русскими ориенталистами далеко не полны и теоретически недостаточно фундированы, они заслуживают внимания как серьезная предпосылка к созданию важного направления в японоведении - исследования японского национального характера.

Исследование проблем японского национального характера получило свое дальнейшее развитие в пашей стране после Великой Октябрьской революции. В этом были свои трудности, которые объяснялись отсутствием межличностных контактов с Японией.

Анализируя советскую литературу о Японии 20- 30-х годов, считаем целесообразным указать на такие, вызвавшие в свое время немало споров, две книги о японцах, как "Корни японского солнца" (1927 г.) и "Камни и корни" (1935 г.) Б. Пильняка - первого советского писателя, побывавшего в Японии (в 1926 и 1932 гг.).

Указанные две книги представляют собой краткие очерки, рассказывающие о быте, культуре, политическом строе японцев. В своей основе они достаточно субъективны. В книге "Корни японского солнца" автор указывает на такие национальные особенности японцев, как "разве-ществленность", т. е. отсутствие зависимости от вещей. По мнению автора, эта особенность главным образом отличает японцев от других этнических общностей. Вторая книга Б. Пильняка "Камни и корни" насыщена такими эпитетами, которые еще более подчеркивают уникальность японцев. В результате Б. Пильняк приходит к выводу о том, что "никогда человек Запада не проникнет в душу японца".

Значительный вклад в исследование проблем японского национального характера внес советский ученый II. И. Конрад. В своих исследованиях, анализируя японские сказания, мифы, песни, литературные памятники и театр, он нарисовал яркую картину японской жизни, касаясь и вопросов япопской национальной психологии, рассматривая многие национальные черты поведения. Так, анализируя страницы древнего японского эпоса "Кодзи-ки", Н. И. Конрад замечает: ""Кодзики" - своя, родная, близкая каждому японцу книга. К ней восходит все то, что составляет исконное, освобожденное от всяких примесей содержание японского национального духа. "Кодзики" - ключ не только к японской мифологии, религии, истории, литературе, но и к самой Японии, к самим японцам. Через "Кодзики" мы познаем и "век богов" и эпоху Тэмму; через нее же мы, как нельзя лучше, приближаемся к "подлинпо японскому" и в современной Японии" [90, с. 150]. Н. И. Конрад по-особому, через поэзию и прозу лучших японских литераторов, демонстрирует читателю воинственность самураев и трудолюбие крестьян, властолюбие япопской аристократии и удивительную простоту труженика. В работах Н. И. Конрада японская культура предстает в своей уникальности.

В последние десятилетия в нашей стране появляется все больше работ, авторы которых стремятся полнее попять японский национальный характер, особенности япопской культуры. Этот интерес неслучаен. Он вызван, с одной сторопы, бурным экономическим ростом Японии после второй мировой войны, а с другой - расширением торгово-экономического и культурного обмена между Советским Союзом и Японией. Здесь следует обратить внимание на работу Н. Т. Федоренко "Кавабата: взгляд в прекрасное" [145].

Описывая дом Я. Кавабата, где Н. Т. Федоренко беседовал с этим выдающимся литератором, советский ученый говорит о том, что он испытывал "ощущение развеществ-ленности, освобождения человека от вещей, прелесть чистого пространства, скромной красоты". В этой связи автор вспоминает и книгу Б. Пильняка "Корни японского солнца", где также говорится, что "японцы освободились от зависимости перед вещью". В очерке Н. Т. Федоренко отмечается вежливость, гостеприимство японцев как важная черта национального характера. В разделе "Ощущение Японии" читаем: "Передо мною раскрылся вид на японский традиционный сад. И я подумал, долго ли еще будет сохранять свою силу закон японского гостеприимства: не задерживать уходящего, не прогонять приходящего?"

Очерчивая на основе творчества Я. Кавабата психические особенности янонцев, Н. Т. Федоренко, в частности, одпу из самобытных черт видит в особом ощущении поэзии. "В художественном опыте Кавабата,- отмечает автор,- ясно прослеживается влияние эстетических воззрений дзэн, основанных на внутреннем созерцании. Дзэн - значит выявить все свои духовные силы и вступить в пределы "не-я", пережить целостпость мира. Состояние дзэн достигается медитацией - сидя в надлежащей позе, сосредоточить духовные силы па одном и обрести познание". Н. Т. Федоренко обращает внимание па подсознательную основу миросозерцапия японцев. Эти же идеи акцентировались автором и ранее в ого работе "Японские записки" {146]. В работах Н. Т. Федоренко представлена яркая картина японской действительности, колоритпая и сочная.

Несколько под другим углом зрения подходит к Японии В. В. Овчинников. В книге "Ветка сакуры" [112] на богатом фактическом материале даются зарисовки жизни, быта японцев, различных сторон национальпых традиций.

Следует отдать должное таланту В. В. Овчинникова, его стремлению разнопланово показать национальный характер, выявить различные стороны японских традиций. Автор говорит о происхождении таких черт национального характера японцев, как обостренное чувство прекрасного, чувство собственного достоинства, уважение к окружающим людям, скромность и др., хотя не делает должного акцента на исторически сложившихся условиях жизни японцев, которые определили национальный характер.

"Можно сказать,- пишет В. В. Овчинников,- что понимание красоты заложено в японцах от природы - от природы в самом буквальном смысле этого слова. И здесь уже можно говорить не только о влиянии синто, но и о том глубоком следе, который оставил в япопском искусстве буддизм" [112, с. 41]. Многие черты японского национального характера, такие, как понимание красоты, любовь к природе, он выводит непосредственно из упомянутых религиозных доктрин.

Особенно большую ценность для пас представляет книга С. Л. Арутюнова и Г. Е. Светлова "Старые и новые боги Японии" [29]. Авторы, в доступной для широкого читателя форме излагая развитие и функционирование основных японских религий, красочно повествуют о различных сторонах японской национальной психологии. Это в значительной степени удается им потому, что они во многом опираются па личные наблюдения во время своих длительных путешествий по Японии. Размышления и суждения С. А. Арутюнова и Г. Е. Светлова помогли полнее представить систему социальной регуляции поведения японцев, которая освещена в специальной главе нашей книги.

Заметный вклад в исследование проблематики психологии японцев внесла книга С. И. Королева "Вопросы этнопсихологии в работах зарубежных авторов" (91]. По существу, это первый в советской литературе опыт систематизированного критического анализа существенных вопросов зарубежной этнопсихологии и, в частности, исследования японского национального характера.

С. И. Королевым проделана большая работа по отбору наиболее ценного из того, что было создано наукой, и произведен анализ основных зарубежных направлений этнопсихологических исследований. Книга содержит интересные положения, важные для раскрытия проблемы японской этнической общности. Нами были учтены приводимые автором доказательства того, что психический склад конкретной нации является следствием совокупности ряда природно-биологических факторов и накоплепных за дли-тельпый исторический период преемствеппо передаваемых особенностей.

Следует назвать также и книгу И. А. Латышева "Япония наших дней" [98], где дана развернутая картина социальных процессов современной Японии. Автор на большом фактическом материале рисует политические и бытовые сцепы японской действительности периода превращения Японии в один из трех капиталистических центров мирового экономического соперничества. В книге прослеживается влияние научно-технической революции на возникновение и распространение в Японии так называемой "массовой культуры". Страна наводняется всеми видами массовой коммуникации - телевидением, комиксами, рекламой, кинобоевиками. Все ото, как убедительно показывает И. А. Латышев, создает в Японии атмосферу "западно-сти". Однако японцы, говорит автор, все же остаются японцами. Они находят в себе силы противостоять этому бездуховному "наводнению". В этом несомненно сказывается проявление японского национального характера, национального самосознания и национальных чувств народа.

Заметный вклад в понимание национального характера японцев внесла Т. П. Григорьева [62-66]. Представляют интерес суждения автора об особенностях мышления японцев и некоторых аспектах формирования отдельных черт национального характера. Т. П. Григорьева назвала свою главную книгу "Японская художественная традиция", однако содержание ее намного шире. Как верно отмечено в рецепзии Е. Б. Поршневой [125], Т. П. Григорьева "нырнула" в глубину японской истории, к истокам японской традиции, к основам духовной жизни японской пации. И это позволило ей "увидеть", ощутить исток психического склада японского народа. Т. П. Григорьева сумела увидеть связь японской художественной традиции с традиционной моделью мира японцев.

Поистине богатейшие россыпи сведений и суждений о национальном характере японцев представлены в работах советских философов, историков, этнографов, литераторов. В этих работах отражена социальная история японцев и показаны доминирующие черты их поведения. Основанные на достоверных фактах, эти работы дают нам возможность оценить многие аспекты всех сторон современной общественно-политической и обыденной жизни японского народа.

В данной книге мы, опираясь па соответствующие социально-психологические исследования, а также личные наблюдения, показываем особенности японского национального характера и его проявления в различных аспектах реальной действительности. Мы обращаем особое внимание па специфику социальной регуляции поведения японцев и своеобразие социальной коммуникации в японской культуре. Все это позволит читателю полнее ощутить духовный мир японца, а следовательно, и найти с ним больше точек соприкосновения.

Национальный характер, как указывалось выше, представляет собой объективную реальность и выступает в виде системы специфических черт. Ф. Энгельс отмечал у англичан, например, практицизм, эмпиризм, формализм... [9, с. 10]. К. Маркс указывал такую черту, как староанглийский юмор [4, с. 342]. По отношению к национальному характеру применимо положение И. П. Павлова, относящееся к характеру как к общепсихологическому явлению (в этом плане мы разделяем точку зрения А. И. Горячевой [60, с. 105]): "Если вы представите,- говорил И. П. Павлов,- отдельные черты совершенно врозь, то, конечно, вы характера... не определите, а нужно взять систему черт и в этой системе разобрать, какие черты выдвигаются на первый план, какие еле-еле проявляются, затираются и т. д." [114, с. 564].

Опираясь на данное методологическое положение, мы составили представление о системе черт японского национального характера, используя литературные источники, мнение людей, имевших длительное общение с японцами, и, наконец, свои личные наблюдения. В нашем исследовании, как это принято в социальной психологии, черты национального характера сгруппированы по принципу "этническая общпость - группа - личность".

В японском национальном характере, по нашему мнению, рельефно выделяются: а) общеэтническио черты - трудолюбие, сильно развитое эстетическое чувство, любовь к природе, приверженность традициям, склонность к заимствованиям, этноцентризм, практицизм; б) черты группового поведения - дисциплинированность, преданность авторитету, чувство долга; в) обыденно-житейские черты - вежливость, аккуратность, самообладание, бережливость, любознательность.

Трудолюбие и связанное с ним усердие во всех сферах трудовой деятельности - важнейшая черта японского национального характера. Конечно, трудолюбие присуще и другим народам. Вряд ли можно сказать, что, например, немцы, американцы, англичане менее трудолюбивы. Однако трудолюбие японца или немца - это пе одно и то же. Немец трудится размеренно, экономно, у него все рассчитано и предусмотрело. Японцы отдаются труду самозабвенно, с наслаждением. Присущее японцам чувство прекрасного они выражают и в процессе труда.

В японском языке есть специфическое выражение фурю. Оно состоит из иероглифов фу - ветер и рю - поток, понятие "ветра и потока" передает чувство прекрасного. Согласно утверждениям японского писателя Тэцудзо Таникава эстетическое чувство - это основа японского национального характера, именно та кардинальная черта, вокруг которой группируются все остальные [142, с. 72].

Всем известно, пишет Т. Тапикава, что в каждой японской семье, как бы ни была она бедна, всегда находится горшок с растениями и панно-картина, висящее в специальной нише. Если имелся какой-нибудь маленький клочок земли, то на нем разбивался садик. В таких садиках сажали два-три дерева, ставили каменный фонарь, покрывали землю мхом и вели за садиком тщательный уход [142, с. 73]. Такие садики современные туристы находят во многих уголках япопских больших городов. Если бы к тому имелась возможность, то каждая японская семья стала бы обладательницей подобного садика.

Известна тенденция японцев рано (в пятьдесят или пятьдесят с небольшим лет) удаляться от дел и предаваться эстетическому паслаждению природой - деревьями, цветами, птицами, ветром и лупой, в соответствии с фурю. Все, что в представлении иностранцев соединяется с Японией, пишет Т. Таникава,- обучение женщин художественной аранжировке цветов, искусству чайной церемонии и сочипепию стихов; обучение мужчин военным искусствам - имеет отношение к фурю [142, с. 74-76].

Японское фехтование носит название кэндо, японское искусство стрельбы из лука называется кюдо. Первое означает "путь меча", а второе - "путь лука". Под путем здесь, как известно, понимается не путь - дорога, а единый Закон, единый Путь всех вещей. "Путь меча" и "путь лука", получив такой философский аспект в сознании японцев, были возведены в разряд искусства, отвечающего требованиям красоты. В связи с этим основной целью стрелка из лука, например, должно быть не попадание в мишень, а овладение самим искусством стрельбы. Когда стрелок в совершепстве сможет овладеть каждым своим движением, когда он освободится от навязчивого желания во что бы то ни стало попасть в цель, стрела устремится к цели сама собою. Подобное относится к каратэ, дзюдо, айкидо (03) . Японцам свойственно умение улавливать движение жизни в самых скрытых ее формах. Эстетические нормы в большой степени определяют жизненную философию япопцев, художественный вкус пронизывает весь уклад их жизни.

На протяжении многих веков в Японии культивировалось чувство прекрасного, превращаясь постепенно в своего рода религиозный культ поклонения красоте, который распространялся среди всех слоев населения.

Издавна обучение писать иероглифы не только правильно, но и красиво вырабатывало соответствующий эстетический навык. Поскольку система написания была сложной и при этом точность линии, ее красота и выразительность давались лишь путем эмоционального усилия, то переписывание иероглифов рассматривалось как занятие на уровне эстетики.

В японском языке имеются эстетические понятия ханами - любование цветами, цукими - любование луной и юкими - любовапие снегом. И в этих категориях языка выражается существенная часть повседневной жизни. Традиция поклонения прекрасному передается от поколения к поколению. Она сказывается во всем, проявляется в чувствах, словах и поступках. Сами японцы считают, что присущее им особое чувство красоты - это их национальное преимущество, которым иностранцы могут только восхищаться.

Повышенная восприимчивость к красоте сделала японцев чрезвычайно эмоциональными. Им свойственно смотреть на все с точки зрения личного переживания, даже тогда, когда поставленная цель может быть достигнута лишь путем трезвого объективного подхода. Конечно, любовь к прекрасному свойственна всем народам, но у японцев это одна из важнейших черт и переживается ими как национальная традиция.

Традиция, точнее, традиционализм проник в поведение, помыслы и чаяния японской нации, стал важнейшей чертой ее характера. Сложившиеся в японском обществе традиции особенно ярко выражают преемственность в общественной жизни, закрепляя национальные, культурные и бытовые элементы. Японцы бережно относятся к культурному наследию прошлого, они сохраняют классический театр, чайную церемонию, икебана. В динамичном обществе XX века японцы ищут опору в постоянстве и находят его в традиционных формах искусства.

Новогодняя неделя в Японии - дань традициям и древности, а период цветения японской вишни - сакуры считается национальным праздником, и самый разгар его приходится па день рождения Будды. Цветок сакуры - символ мужественной души японца.

Японцы во всем видят смысл, уходящий корнями в далекую древность. На Новый год у каждого дома ставятся ветки сосны (символ долголетия, могущества), сливы и бамбука (символ постоянства и добродетели), развешиваются пучки соломы и узкие бумажные полоски, на которых пишутся новогодние пожелания. Соломенные пучки затем сжигают, "чтобы отогнать злых духов", как это делали в старину. Особенно сильно влияние на японцев традиционных ценностей семейной системы, которая всегда носила консервативпый характер. Действия индивида ограничивались определенными рамками -o ориентацией на семейный коллектив, полное подчинение главе семьи.

Отношение японцев к культуре, шедшей с континента, не исчерпывалось ни отталкиванием, ни слепым преклонением; достаточно часто оно приобретало характер соревнования, диалога, который стал внутренним принципом японской культуры. Заимствованные элементы иноземной культуры творчески переплавлялись, приобретали новый характер и постепенно становились составной частью японской традиции. Японию можно охарактеризовать как устойчивую и в то же время "открытую" систему культуры в противоположность странам типа Индонезии ("открытая", но неуравновешенная культурная система, хотя традиции ислама и способствуют возникновению противоположной тенденции) и типа Индии, Китая (устойчивый, "закрытый" тип, чрезвычайно неохотно уступающий иноземным влияниям). Психологически японская "открытость" ведет к совмещению любви к традиции с любовью к чужому и новому. Поэтому японский традиционализм - явление особого рода.

В современной Японии с большим вниманием относятся к традициям, к далекому прошлому, к памятникам старины. Японцы усиленно стремятся сохранить неизменны-ми унаследованные от предыдущих поколений нормы поведения, формы культуры. Для них характерно бережное отношение к сложившемуся ранее укладу жизни как к культурному наследию, впимание не только к содержанию поведения, по и к внешним проявлениям, к стилю, благодаря чему форма поведения остается особенно устойчивой. Нынешняя обстановка в Японии свидетельствует о живучести традиций в политическом мышлении и социальном поведении японцев. Японский традиционализм оказывает многоаспектное влияние на общественно-политическую жизнь страны.

Япония благодаря своему островному положению и высокой плотности населения могла ассимилировать постепенно и перерабатывать все вновь доходившие до нее культурные влияния в соответствии со своими национальными задачами. После окончания периода самоизоляции во второй половине XIX в. здесь редко возпикало желание создать защитный барьер против слишком сильного внешнего культурного натиска. Впитывая чужую культуру постепенно, Япония сумела сохранить свою исконную культуру, оперируя по своему усмотрению элементами привходящих культур, т. е. по-настоящему их ассимилируя, а не отталкивая, как это были вынуждены делать многие другие культуры, чтобы просто сохраниться и выжить.

Японцы перенимали у других то, что представляло для них интерес на конкретном этапе их исторического развития. Каждый элемент чужой культуры осваивался таким образом, чтобы можно было его приспособить к японским условиям. В результате заимствования всегда носили прагматический характер, используясь для тех или иных нужд. И это было не простое заимствование, а определенного рода гибкая трансформация в связи с теми социальными потребностями, которые возникали в разные периоды исторического развития. Во всем этом процессе четко виден устойчивый этноцентризм, явившийся питательной средой одной из доминирующих черт японского национального характера - гордости за свою нацию.

Японский этноцентризм имеет глубокие исторические корни. Он обусловлен особенностями этногенеза, географическим положением и спецификой производства в стране, всем ходом социального развития. Оторванность от континентальных цивилизаций, постоянное опасение нашествия породили у японцев стремление к замкпутости, усилили националистические тенденции. В результате в психологии япопцев особое значение приобрела сложная социально-психологическая система, в которой понятие "мы", т. е. японцы, четко противостоит понятию "они" - все, кто не японцы. Японцы любят все конкретное, образное. То, что не имеет образности, пе возбуждает у них интереса.

Японцы объяспяют это своей нелюбовью к абстракциям. В Япопии и под философией понимают пе то, что в Европе или в Америке. Европейцам, чтобы вникпуть в суть вещей, надо осуществить "отлет" от предмета, абстрагироваться, посмотреть па него со стороны. Лишь после такого мысленного оперирования с предметом европейцы получают затем конкретное представление о нем и осуществляют практическую деятельность с ним. Японцы же делают иначе: им свойственно проникновение в "глубь" предмета без особого абстрагирования. Такой метод "вхождения" заимствован ими у китайцев, чье мышление отличается удивительной конкретностью. При восприятии какого-либо нового предмета китайцы стараются припомнить, подыскать что-нибудь похожее, ранее встречавшееся. Когда им пужно понять это новое, они пытаются найти общие "зерна" его со старым, уже знакомым, и таким путем объяспяют смысл и назначение нового. Вот несколько примеров из трактата Супь-цзы о военном искусстве: "Удар войска подобен тому, как если бы ударили камнем по яйцу"; "Мощь - это как бы натягивание лука, рассчитан-пость удара - это как бы пуск стрелы"; "...мощь того, кто умеет заставить других идти в бой, есть мощь человека, скатывающего круглый камень с горы в тысячу саженей" [89, с. 31]. Такой тип конкретного мышления в Японии прослеживается как в науке и искусстве, так и в повседневной жизни.

У японцев, как и у китайцев, конкретность мышления связана с особенностью языка и письменности. Складывание такой черты характера, как практицизм, во многом обусловлено привычкой выражать свои мысли конкретным образом.

Решая те или иные задачи, японцы действуют на основе своего предыдущего опыта, сопоставления результатов практических действий, а не путем абстрактных построений. Сталкиваясь со сложными ситуациями, они подходят к их решению с утилитарных позиций. Многие исследователи японского национального характера подчеркивают, что японцами принимается сразу то, что имеет для них практическую ценность. Этому соответствует и японская логика мышления: она основывается скорее на обстоятельствах, чем на заданных принципах.

Группа - это объединение людей по различным признакам, например по возрасту, профессии, полу и т. д. Социальная психология под группой понимает такое образование, в котором люди осознают свою принадлежность к этому образованию, хотя мера и степень осознания этой принадлежности может быть различной [23]. Группа здесь выступает как "микросреда", в которой четко проявляются вполне определенные групповые черты. Подобное явление характерно для любой этнической сообщности, разница заключается лишь в степени групповой сплоченности. В Японии опа очень высока. В системе черт группового поведения японцев выделяются прежде всего дисциплинированность, преданность авторитету и чувство долга.

В межличностных отношениях япопцев дисциплинированность проявляется как стремление к упорядоченности. Эта черта предполагает строгое следование определенному порядку, совершение поступков, приемлемых для других, прилежное исполнение своего долга, бескорыстпое уважение вышестоящих и старших.

В Японии существуют организации, называемые кёдо-тай (букв, объединение, община). Особенности этих организаций в значительной степени объясняются исторической традицией. Потребность коллективной организации работ и жизни тесно связана с групповым конформизмом. Японцы воспринимают организации как органические единицы. Для каждой организации характерна тенденция быть всеохватывающим объединением в определенном месте (в деревне, на предприятии и т. п.) и включать всех потенциальных членов. В организации господствует патерналистское покровительство со стороны лидера, что ориентирует ее на особые ценности, создает атмосферу солидарности и как бы семейных отношений. Систему этих отношений называют отношениями оябун-кобун. Оябун означает личность со статусом оя (родитель), кобун - личность со статусом ко (ребенок). Оябун - глава объединения - выступает как защитник интересов группы, его роль сходна с ролью отца и главы семьи. От его способпо-стей, статуса, личной привлекательности зависит функциональная прочность отношений оябун-кобун. Кобун - все остальные члены объединения - находятся между собой в таких же отношениях, как в семьях младшие и старшие братья, опи должны беспрекословно следовать за оябун в интересах стабильности объединения и, следовательно, жизненного благополучия каждого его члена. По своей организационной основе такие корпорации напоминают семейно-цеховое ремесленное производство.

В течение многих веков в созпапии японцев культивировалась необходимость следовапия примеру вышестоящего. Это рассматривалось в качестве важной ценности жизни. Основой таких взглядов на взаимоотношения людей послужили идеи Конфуция. пропикповепие которых в Японию началось еще в IV в. Конфуцианство закрепляло тра-дициопно-патриархальпые устои и социальное неравен-ство, регламентировало общественные отношения, устанавливая строгую иерархию в семье и обществе. С самого детства японцу прививается привычка подчинять свое "я" интересам группы. В нем воспитывается сознание зависимости от семьи; первые поклоны, которым учат японского ребенка старшие, дают ему представление о субординации, о его месте в группе.

Строгая регламентация в структуре японского общества, система семейного воспитания и организация образования в стране привели к повышенной зпачимости авторитета. На первом плане издавпа было "беспрекословное следование за авторитетом", а такие ценпости, как удовлетворение личных интересов и достижение личного успеха, играли второстепенную роль. Поклонение авторитету и сейчас поддерживается различными средствами, рассматривается как социальная норма.

С эпохи феодализма в Японии популярно изречепие, состоящее из пяти иероглифов: хи-ри-хо-кэн-тэн (несправедливость-справедливость-закон-власть-небо). Это выражение означает следующее: несправедливость подвластна справедливости, справедливость - закону, закон - власти, а власть подчиняется только Законам Неба.

В течение длительного времени в японском обществе культивировалась мысль о том, что хотя земная власть никогда не превзойдет Законы Неба, ибо они сильнее, чем земные законы, но неразумным будет восставать против нее. Эта идея глубоко укоренилась в сознании японцев. Она берет свое начало от конфуциева рэй (кит.- ли), регламентировавшего взаимоотношения людей в общественной, служебной и личной жизни. Требования рэй послужили основой послушания, новиповения и преклонения перед авторитетом. Смысл конфуцианской морали усвоен японцами в виде следующего изречения: "Отпошения между старшим и младшим подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склониться, если подует ветер".

Еще в токугавский период япопский ученый Дзёкэн Нисикава в своей книге "Судьба крестьянина" (1721) писал: "В силу того, что низшие классы не имели возможности играть какую-либо роль в управлении страной, они обязаны были только подчиняться" (цит. по [293, с. 2]). В 1879 г. министр внутренних дел Хиробуми Ито заявил, что "иметь много людей, которые судили бы о политике, значит навлечь на страну несчастье" (цит. по [293, с. 2]). Дух покорности поддерживался в народе культивированием страха перед властью: полицейскими, правительственными и армейскими чиновниками. В представлении японцев власть - это "нечто длинное и плотное". Воспитывая боязнь "быть завернутым во что-то длинное и плотное", власти пасаждали дух смирения и покорности.

Полицейские, например, всегда использовались для культивирования этого духа, начиная с раннего детства. Непреодолимый страх перед полицией, перед правительственными чиновниками остается у японцев и по сей день, особенно среди людей старшего поколения. Это было неоднократно подтверждено данными опроса, периодически проводимого Исследовательским центром но изучению общественного мнения при канцелярии премьер-министра Японии. В книге Масами Симидзу "Как вступать в контакт с другими" в качестве одного из правил жизни указывается, что "смиренное преклонение - лучший способ войти в контакт с правительственными чиновниками" (цит. по [293, с. 4]). Подобные рекомендации содержатся и в книгах последних лет.

Покорность и смирение перед власть имущими превратились в характерную черту многих японцев, легли в основу неписаного кодекса их поведения. (Конечно, у крестьян в далеких провинциях они выражены более отчетливо, чем у рабочих на крупных предприятиях современного типа.) Этот кодекс всегда подкреплялся чувством долга, соблюдением личных обязательств, и все правила поведения сопровождались педантичными детализированными церемониями. Сейчас эти церемонии приспособлены к новым условиям и занимают в шкало человеческих ценностей большое место как "ответственность за совершаемые поступки из чувства долга". Конечно, нельзя считать эти качества исключительно японскими, их можно наблюдать и у других пародов. У японцев же они приобрели силу, способствующую подавлению собственного Я.

Дух покорности создавал у японцев не только привычку механического повиновения, но и сдерживал развитие их личпости. Выходившие в токугавский период книги по сингаку - "повседневной этике", проповедовали народным массам идею о том, что каждый должен поступать не так, как ему заблагорассудится, а верно служить вышестоящему, забыв о себе. Согласно предписаниям любое свое спонтанное желание японец должен был отвергать как эгоистичное. Высшей добродетелью, по сингаку, являлось при-несение себя в жертву.

Дух покорности, прививавшийся в течепие веков, выработал у японцев определенный тип "психологических наклонностей": жизнь и поведение индивида регулируются строго установленными нормами, смысл которых не оспаривается. Японцы настолько усвоили эти правила, что в результате каждый стал испытывать удовольствие, когда чувствовал над собой присутствие авторитета.

Вежливость, аккуратность, терпеливость, бережливость, любознательность и другие примыкающие к ним черты обыденно-житейского плана группируются вокруг стержневой черты - самообладания, включающего различные оттенки и отношения.

В Японии популярно выражение: "Самурай холоден, как его меч, хотя и не забывает огня, в котором этот меч был выкован". И действительно, самообладание и сдержанность - качества, которые с древних времен считались у японцев признаками храбрости. Эти черты национального характера во многом обусловлены влияпием буддизма, проповедовавшего терпепие, самовоздержание и учтивость (04) . В средние века наличие этих качеств у самурая считалось обязательным условием, так как он должен был уметь сохранять присутствие духа в ответственных случаях.

Идея умеренности и самовоздержапия пронизывает все виды японской культуры. Эта философия хорошо иллюстрируется и высказываниями Лао-цзы: "Тот, кто знает, где остановиться, не подвергает себя опасности"; "Тот, кто знает свой жребий, тот не будет унижен". Каждый японец извлекает отсюда идею о том, что нельзя желать большего, чем тебе отпущено судьбой. Японские писатели старых времен, например Камо-но Тёмэй ("Надежды па хижину") и Кэнко ("Записки от скуки"), защищая эту идею, в художественной форме доносили ее до читающей массы. Все это создавало специфический японский стиль поведения.

Японцы со школьной скамьи усваивают положения о самовоздержании, им постоянно внушают, что такое миропонимание составляет основу жизненной философии. В связи с этим в Японии часто советуют придерживаться таких жизненных правил: 1) примиряйся с ситуацией, какой бы она пи была; 2) находи возможность соблюдать установленные правила; 3) ограничивай себя в развлечениях; 4) причиной несчастья считай самого себя. Следование этим правилам не могло не сказаться на особом подходе японцев к оценке объективпой действительности: в характере японцев и их мировоззрении ярко обозначился фатализм.

Эта черта имеет глубокие корни в сознании японцев. Во время чрезвычайных обстоятельств, стихийных бедствий японцы предпочитают придерживаться позиции тэй-сисэй - смирения" пассивного выжидания, когда "все пройдет само собой". Литературные произведения и песни, в которых фигурируют слова "судьба", "рок", "предрешен-ность" и т. п., цепятся и пользуются большой популярностью у современных япопцев. Фатализм, иррациональпое ощущение предрешенности прослеживается в различных аспектах жизни: за многими жизненными событиями япоп-цы видят какие-то скрытые силы. Однако у современных японцев получил развитие и рациональный подход к действительности, часто связанный с личными интересами. Критерием рационального поведения является успех в жизни. Между тем успех, считают японцы, зависит от бережливости и в большой степени от вежливости.

Вежливость - это несомненно одна из кардинальных обыденно-житейских норм в системе национального характера японцев. Вежливость - альфа и омега японского образа жизни. Печать вежливости в Японии лежит повсюду.

На улицах, в садах и общественных учреждениях можно встретить изречения, призывающие к вежливости. "Человек не должен подчиняться ничему другому, кроме добра и вежливости" - гласит одпо из самых распространенных изречений. И японцы отвечают на эти призывы имеп-но вежливостью. В Японии никого не удивят приветливые продавцы в магазинах, впимательпые шоферы такси, учтивые официанты. "Здесь обслуживание всегда сопровождается улыбкой и никогда - чаевыми!" - отмечает Мишель Комморс в своих очерках "Сервис с улыбкой" (цит. по [146, с. 372]).

Вежливость японца пронизывает взаимоотношения гостиничной прислуги и гостей, водителя такси и пассажиров, хозяипа какого-пибудь магазинчика или продавца и покупателей. Японские магазинчики средней руки нередко просто пустуют (продавцы коротают время где-либо в уютном уголке). Покупатель обычно извещает о своем приходе словами: "Гомэн насай!" ("Извините, пожалуйста!"). Он может долго рассматривать товар, интересоваться подробностями, расспрашивать и т. д. Ему всегда дадут вежливый ответ. Но перед тем как взять что-либо в руки, японец извинится и спросит разрешепия хозяина. Вежливая речь является непременным атрибутом общения в Японии (05) . В общении, как и в других аспектах жизни, японцы до педантичности аккуратны. Эта черта бросается в глаза каждому.

Многих, впервые посетивших Японию, поражают устройство жилища, атрибуты одежды и убранства помещений. На всем печать строгости и порядка. И везде поразительная чистота. Наглядную картину этой стороны национального характера японцев создал в своей книге II. Т. Фе-доренко.

"Мы входим в "гэнкан" - небольшую прихожую. Каменный пол из отполированных булыжников серых и буроватых тонов. За ним - деревянный пастил, приподнятый, как театральные подмостки. Здесь мы оставляем верхнюю одежду и, по старинному правилу, снимаем свои ботинки, которые сразу же ставим на увлажненные кругляки таким образом, чтобы можно было легко, как бы с ходу надеть их при прощании. На пол в японском доме не полагается ступать теми же ботинками, в которых вы шли по грязной дороге. Ведь уличную пыль главным образом приносят па обуви... Надеваем легкие туфли и проходим в комнату. Но когда с дощатого пола, зеркально отполированного, нам нужно войти в комнату с циновочным полом, мы снимаем и эти легкие туфли. Ходить по циновке принято лишь в специальных матерчатых носках - ,,та-би" - либо в обычных носках" [146, с. 22].

Естественно, такую идеальную чистоту может позволить себе человек с достатком, в жилищах бедняков - все проще. Однако стремление к такому идеалу общенационально.

Аккуратность и чистоплотность в сочетании с бережливостью служат как бы фундаментом для овладения известными производственно-практическими навыками, позволяющими японцам с поразительной точностью и совершенством создавать продукцию, которая является предметом зависти многих зарубежных фирм. Безусловно, здесь надо отдать должное и любознательности японцев.

Особенности национального характера японцев, как и любой другой этнической общности, социальны по своей природе. "Своеобразие условий жизни каждого народа,- справедливо отмечает II. Джандильдип,- специфика окружающих его на протяжении всего периода существования явлений вырабатывает у него определенный оттенок в способе восприятия мира, в образе мышления, т. е. то, что дает ему возможность подмечать и обнаруживать черты, скрытые для других народов" (70, с. 90]. Способ производства, условия жизни японцев создали у них особый стиль проявления познавательных способностей.

Те, кто встречаются с японцами впервые, сразу замечают их пытливость, стремление вникнуть в суть вещей, докопаться до скрытого смысла. ""Что вы скажете о японцах?" - спросили мы как-то одного нашего инженера, сопровождавшего по Москве группу японских энергетиков.- "Они как-то по-особенному любознательны",- не задумываясь ответил тот". Как же это "по-особенному"? Нам думается, что мы не сделаем здесь открытия, если скажем, что японцы любознательны по натуре, по духу жизни, нам хочется сказать, что любознательность - это врожденная черта японского национального характера, хотя мы уже не раз подчеркивали тот факт, что национальный характер народа формируется в условиях его жизнедеятельности. Но как бы там ни было, любознательность неотделима от японца.

Надо заметить, что особенностью любознательности япопца является ее практическая паправлепность, даже можно сказать, прагматическая нацеленность. Когда ипже-нер-япопец берет в руки необычное для него изделие, он старается "схватить" это изделие в единстве формы и содержания. Любознательность японца детерминирована конкретностью его мышления. В этом несомненно сказалось и влияние буддизма.

Японский буддизм далек от каких бы то ни было аналитических, абстрактных построений. Буддизму свойственна простота, конкретность, лаконичность. Адепты буддизма настойчиво учатся тому, как без слов принимать участие в общении. В этом им способствует постулат о нераздельном единстве субъекта и объекта, суть которого хорошо иллюстрируется одной притчей из буддийской литературы: "Маленькая рыбка сказала морской королеве: "Я постоянно слышу о море, но что такое море, где оно - я не знаю". Морская королева ответила: "Ты живешь, движешься, обитаешь в море. Море и вне тебя и в тебе самой. Ты рождена морем, и море поглотит тебя после смерти. Море есть бытие твое"" (цит. по [74, с. 55-56]). Японцев учат познавать суть вещей без абстрагирования, потому и любознательность японцев конкретна. Возможно, это имеет прямую связь с особенностями их творческой устремленности.

Психологический облик современного японца, как и представителя любой другой общности, определяется особенностями национальной культуры, которая обладает большой устойчивостью ко всем изменениям в жизни общества. Это связано с тем, что в основе культуры лежит национальная история, язык народа, его психология. Процессы модернизации и заимствований не касаются глубинных основ национальной психологии, которые проявляются и у современного японца в общепринятых способах поведения.

Чтобы нагляднее представить себе современного японца, давайте прежде всего посмотрим, как он ведет себя в различных жизненных ситуациях, как "общается" с окружающими его вещами в повседневной жизни.

Японец, как мы знаем, совсем не расположен к тому, чтобы отказываться от привычного. В национальном японском доме у него все по старинке. В токонома - встроен-пой нише - по-прежнему стоит букет и висит какэмоно (свиток) - картина или иероглифическое изречение. Конечно, национальный дом теперь наполнен атрибутами цивилизации, однако введенные в обиход предками вещи не оставили предназначенных им мест. Нередко, правда, японцу некуда деть или поставить, скажем, телевизор. В обычном японском доме телевизору просто нет места. Самое удобное - это поставить его в токонома. Телевизор в токонома! Возможно ли? По данным статистики, до шестидесяти процентов японцев живут еще в традиционных японских домиках. Тут японцы, конечпо, окружены своими национальными вещами.

По данным статистики, многие из типичных японских домиков, в которых живет большинство паселения страны, в значительной степени обветшали. Если в сельской местности и малых населенных пунктах, где влияние модернизации мепее заметно, кварталы старых построек сохраняют национальный колорит, то в крупных городах их подавляет современная цивилизация. Хотя некоторые наши журналисты, побывав в национальном доме несколько часов или проведя в нем один-два дпя, восхищаются его устройством и порядком, сказать по правде, такой дом не совсем удобное жилище. Даже японцы в какой-то степени разделяют такую точку зрения, ибо стандартные городские квартиры, по господствующему среди горожап мнению, оказываются более удобными. Это не значит, что японцы склонны перенимать европейские стандарты планировки. Нет, и в городские многоэтажные здания они впосят свой национальный дух. Психологические стереотипы в известной степени диктуют и порядок устройства жилища.

Конструктивной основой традиционного японского дома является деревянный каркас, смонтированный из грубо обработанных брусков. Этот каркас устанавливается на многочисленных опорах, что создает достаточную жесткость и уменьшает возможность разрушения при землетрясениях. Стены дома не имеют функций опоры, как это свойственно нашей деревянной постройке. Они изготовляются в виде решетчатой рамы, па которую наклеивается полупрозрачная бумага. Стена по желанию может отодвигаться, разбираться, служить окном. Как правило, крыша пависает над стенами дома, что обеспечивает защиту внутренних помещений от летнего полуденного солнца, но не препятствует проникновению вовнутрь его мягких утренних и вечерних лучей.

Обычпый японский дом никогда не красят ни снаружи, пи изнутри. Конечно, внутренние конструкции всегда тщательно полируются, от этого они приобретают приятный, ласкающий глаз вид, внешние же предоставляют обрабатывать самой природе. Общий вид дома и его окружение соответствуют национально-психологической концепции ваби, означающей возвышенную простоту, как бы опоэтизированную убогость (подробнее о ваби см. в гл. III).

Ощущение ваби углубляется серой тростниковой крышей, которая, нависая над строением, павевает также и дух старины, печального очарования - саби. Однако такая крыша легко может воспламениться от случайной искры и теперь ее поэтому стараются заменить черепицей. При этом, скрупулезно избегая кричащих тонов, делают черепицу темно-серой. Иногда ее доводят до голубых или тускло-коричневых оттенков, что не противоречит духу ваби. И все же черепичная крыша оказывается непрактичной: во-первых, она довольно дорогая, а во-вторых, очень тяжелая. Это ведет к тому, что получают большое распространение облегченные крыши из некрашеной нержавеющей жести. Исходя из принципов ваби, здесь также отдают предпочтение нейтральным тонам, соответствующим характеру материала, из которого строятся дома. Однако с середины 60-х годов крыши все чаще стали покрывать яркой краской, отдавая дань новой моде.

Обычно японские национальные дома в городских условиях не имеют прилегающих к ним двориков, поэтому дети играют прямо на улице. Те, кто имеет средства и возможности, возводят у своих домов заборы. Если это удается, японцы непременно разбивают возле дома миниа-тюрпый, с каменным фонарем садик, а если позволяет место, то воздвигают и миниатюрный чайный домик. Японский дом в городе, как правило, лишен сада, тем не менее япопцы все же ухитряются создавать у своих домов нечто вроде зеленых уголков, где непременно помещают несколько неотесанных камней.

Городские условия практически исключают постройку около дома гаражей для личных автомобилей. Приобретение автомобилей (хотя цепы на них баснословно высоки) в значительной степени лимитируется местами для стоянок, так как узкие городские улочки совершенно не приспособлены для этих целей. В некоторых крупных городах существует практика продажи автомобилей только тем, у кого есть место для стоянки.

Обычпо японский дом имеет приподпятый над землей парадный вход - гэнкан, где при входе снимают обувь, две смежных комнаты, пол которых покрыт циновками (татами), миниатюрную кухню, туалет и ванную. Компа-ты разделяются бумажными раздвижными стенками; если их полностью раздвинуть, создается общее помещение. В одной из комнат принимают гостей, здесь имеется встроенная ниша - токонома. Из комнат имеется выход на узкую удлиненную застекленную веранду, где теперь, копируя Запад, иногда устанавливают японский миниатюрный столик и два кресла. Это уголок главы семьи - здесь он отдыхает, читает, курит.

Атмосфера японского национального дома воплощает дух глубокого уважения к мужчине, может быть, даже преклонения перед ним, поскольку он является кормильцем семьи. Все в доме строго целесообразно, ничего лишнего. Скупая обстановка создает у главы семьи традиционное ощущение своего господства. Хозяйке отводится миниатюрный уголок - кухня, где она усердно трудится для блага мужа и детей, хлопоча по дому чуть ли не круглосуточно.

Утром, если позволяет погода, хозяйка открывает окна и двери и проветривает все закоулки. Она тщательно выбивает вещи и сметает пыль с мебели и деревянных конструкций. В прошлом ее помощником был сквозняк, который она изобретательно устраивала в своем жилище, теперь в ход пускаются пылесосы. Тут же организуется мойка, стирка, утюжка и т. д. Особо ласкового обращения удостаивается кухонная утварь, которая перетирается, перекладывается, перевешивается. Кухня задерживает внимание хозяйки значительно дольше, чем все остальные помещения, на кухне женщина чувствует себя госпожою, здесь все ей подвластно.

Так, через час-другой уютный японский домик приобретает вполне умытый и причесанный вид, всюду блеск, аккуратность, чистота.

В японских городах получили распространение несколько типов квартир. В них живет основная масса горожан - это двух-, трех-, четырех- и пятикомнатные квартиры. Больше всего в ходу двухкомнатные и трехкомнатные малогабаритные квартиры. Комнаты японской квартиры обычно имеют размеры 12 с небольшим квадратных метров (шесть татами). Двухкомнатные квартиры бывают двух типов. В квартире первого типа миниатюрная кухпя, туалет и ванная. Квартира второго типа имеет кухню, достаточную для расположепия семьи при трапезе. Такие же кухни имеются в трех-, четырех- и пятикомнатных квартирах. Нетрудно себе представить, что малые по размеру квартиры занимают люди малого достатка, а более поместительные - люди с достатком; представители деловых кругов и аристократия живут в шикарных апартаментах.

Современный япопский дух передается характером домашних вещей: это кухонная утварь, обеденная посуда, предметы туалета и гигиены, спальные принадлежности, одежда, орудия уборки, предметы увлечений и развлечения гостей, атрибуты отдыха и семейпого времяпрепровождения. Исследователи насчитывают около двух тысяч таких отдельных предметов. Количество домашних вещей связано с достатком, а следовательно, и с размером квартиры, однако одежда, спальные принадлежности, предметы туалета и гигиены, а также орудия уборки всюду одни и те же, а предметы увлечений и развлечения гостей разнообразнее в более просторных квартирах.

Внешний вид японских городских квартир имеет между собою много общего и в то же время не очень согласуется с эстетикой японского национального дома. Во всех квартирах можно видеть нагромождение различных коробок на шкафах, полках, вешалках, что является следствием ограниченной площади в жилых комнатах. Бросается в глаза изобилие разнообразных кукол, мягких и набивных игрушечных животных. Все они расставлены но полкам, размещены на телевизорах и, если есть, па пианино. На пианино обычно устанавливают французские куклы. Такая деталь связана с тем, что когда первые образцы инструментов впервые появились па японском рынке, они были уставлепы французскими куклами и другими парижскими украшениями. Отсюда и пошло: пианино в японском доме не мыслится без фрапцузской куклы.

Японские квартиры сегодня наводнены самыми разнообразными украшепиями - от кукол и набивных зверушек до разрисованных тарелок, фотографий, обрамленных гравюр и эстампов. Можно сказать, что современная городская квартира японца просто пестрит всевозможными украшениями. Большинство из этих предметов обычно получены в качестве подарков.

Тот факт, что многие куклы и игрушечные зверьки широко используются в Японии в качестве подарков - не случаен. Это связано с анимистическими воззрениями, глубоко укоренившимися в сознании японца. И какие бы неудобства не создавались от наводнения квартиры куклами, японец но выбросит пи одной. Куклы, статуэтки и игрушечные зверьки в японском доме сохраняются годами. Их возят с собой, переставляют с места на место, снимают с устаревшей мебели и ставят на другую, вновь приобретенную.

Беглого взгляда на городскую квартиру японца достаточно, чтобы увидеть резкий контраст между японским национальным домом и современной городской квартирой в Киото, Токио или другом многонаселеппом городе. Степы малогабаритных японских квартир сплошь заставлены шкафами, бюро, полками и т. п. Отсутствие встроенных ниш вызывает необходимость в приобрететши громоздких шкафов. Лишь в многокомнатных квартирах можно найти сегодня подлинно национальные уголки с просторными токонома и салонами для чайной церемонии. В малогабаритных современных квартирах все это практически исключено.

Взглянув на убранство городской квартиры, незамедлительно ощущаешь здесь господство женщины. Такое впечатление создают всевозможные украшения, многочисленные игрушки, детская мебель и одежда. В квартире превалируют розовые оттенки. Кухонная посуда и утварь часто выполнены в форме цветов. Дух мужчины ощущается в городской квартире только там, где стоят книжные шкафы, на которых можно увидеть деловые книги и журналы, да там, где пестрят золочеными горлышками бутылки с горячительными папитками. Правда, женщина на время отдает мужчине уголки, где тот может отдохнуть и расслабиться.

В городской квартире острее чувствуешь утерю главой семьи своего былого господства над женщиной. Однако утеря эта не абсолютна. Мужчина уступает женщине лишь право власти над вещами. Сам он все же ускользает из-под ее опеки, включаясь в компании дружков, ищущих различных увеселений. В японском городе наблюдается процесс экстериоризации ролевых функций семьи. Городская квартира как бы способствует этому процессу: в квартире нет гостевых комнат, мужчине негде принять друзей, негде повеселиться. И вот он идет в бары, в ночные клубы, в бани. Женщина же, как и в старые времена, в основном остается домохозяйкой. Ее дело - поддерживать порядок в доме, воспитывать детей. Однако сегодня она также тянется и во внешний мир.

Японка, как и прежде, внимательно следит за порядком в доме и хлопочет о благополучии своего мужа, воспитывает детей. Но в наше время увеличивается число женщин, вовлеченных в общественное производство. И теперь передко не доводится до совершенства внутренний порядок японской квартиры, как это делалось веками в японском национальном доме. Янонка и теперь может служить идеалом чистоплотности, примером простоты и элегантности. Но согласитесь, что обстоятельства превыше ее унаследованных привычек. Измененная архитектура жилища вынуждает японку отклоняться от национальных стандартов.

Провозглашение равенства женщины с мужчиной в Японии открыло для японки запретные ранее сферы деятельности. Гражданский кодекс 1947 г. дал ей много формальных прав и свобод. Он открыл перед пей дорогу в учебные заведения, включил ее в работу различных общественных организаций. Однако дискриминация женщин в Японии еще очень далека от искоренения. Привилегированное положение мужчины в Японии продолжает процветать.

В этом сказывается все еще очень сильное влияние традиционной системы иэ. Японское слово иэ, обозначая семью, клан, дом, хозяйство и т. п., подчеркивает непрерывность семейной линии. В традиционной концепции иэ выражается сущность группового созпапия японцев, основанного на беспрекословном подчинении главе семьи. В современном японском обществе эквивалентом иэ стала компания, где все наемные работники считаются членами хозяйства во главе с предпринимателем.

В процессе развития иэ может трансформироваться в додзоку (расширенную семью) и состоять из главной семьи и "боковых семей" - бункэ (младшая ветвь рода, фамилии). Бункэ соблюдает верность главпой семье, которая, в свою очередь, заботится о них.

Все это явилось идеологической основой концепции "нация - семья".

Патерналистская система иэ тяготеет над японской женщиной. Однако господство этой системы дифференцируется в зависимости от принадлежности к тому или иному социальному классу. В необеспеченных рабочих семьях и в сельской местности среди крестьян ощущение традиционного иэ для женщины куда тяжелее, чем в городе в зажиточных семьях.

Экономические и социальные процессы послевоенной Японии наложили большой отпечаток на условия жизнедеятельности японцев. Япопская женщина оказалась перед необходимостью выхода на рынок труда. Усилившаяся урбанизация и рост капиталистических отношений в деревне породили распад патриархальных семейных кланов и образование взамен их малых, так называемых нукле-арных семей. Все это привело к резкому сокращению размеров семьи: в 1973 г. средний состав японской семьи насчитывал 3,45 человека, а к 1985 г., по прогнозам японских социологов, эта цифра упадет до 3,11 человек.

Поведение японцев вне дома отличается от того, что мы привыкли видеть у себя па родине. Жена и муж в Японии мало делают выходов из дому вместе. Обычно муж старается уйти куда-нибудь без супруги. Следует заметить, что в Японии теперь уже наметилась тенденция выходов всей семьей по воскресеньям. В обычные же дни глава семьи старается развлечься с друзьями.

Согласно статистике, лишь немногим более половины японских глав семейств из средних слоев паселепия возвращаются домой к девяти часам вечера. Что касается высшего общества, то этот процент падает до десяти [217, с. 136]. Японцы не очень-то стремятся вечером в свои городские квартиры, они стараются отдыхать вне дома.

Вечером и ночью японец тянется к развлечениям впе дома в силу привычки. Унаследовав от предков чувство мужского превосходства, он считает обременительным быть привязанным к дому; япопец рвется па просторы города, втягивается в увеселительные компании. Поступить иначе - нельзя. Это расцепивается как урон мужского достоинства, потеря социальной роли главы семейства.

Вечерние "выходы" мужской половипы населения Японии давно стали неотъемлемой частью японского образа жизни. В них втянуты как любители развлечений, так и те, кто хочет пообщаться с людьми своего круга. Как только начинают сгущаться сумерки, к тем местам, где сосредоточены оазисы ночных заведений, стартуют любители повеселиться и вереницы уставших за длинный трудовой день рабочих и служащих. Первые направляются в кабаре с надежной развлечься, а вторые, чтобы отдохнуть, забыться, расслабиться. Кроме того, они должны заботиться о поддержании тесных социальных контактов. Проведение свободного времени за выпивкой со своими коллегами считается необходимым условием для сохрапепия и укрепления хороших отношений на работе. Обычно рабочие и служащие являются постоянными посетителями сравнительно недорогих ресторанчиков. Как только эти посетители переступают порог, им тут же готовят рюмочку сакэ или бокал пива. Посетители чинно усаживаются на приготовленные сиденья и начинают обмениваться новостями.

Разговоры текут разные. Тут и жалобы на боссов, и возгласы возмущения, и советы, и предложения. Раздаются дружеские одобрения, похлопывания по плечу. Весь вечер слышатся какие-то пересуды, осуждения каких-то неполадок и неурядиц. Однако во всем этом пельзя заметить озлобленности или уныния. Японец смотрит на все более или менее спокойно. Бизпесмепы "гуляют" чаще не па свои деньги, а за счет "представительских" фондов своих компаний.

Характерно, что ночная жизнь больших городов надолго не затягивается. Волна гуляний катится по ночным заведениям в течение трех часов, где-то с восьми до одиннадцати. К одиннадцати часам ночи большинство гуляющих расходится по домам. После одиннадцати прекращаются многие шоу, полиция начинает свои рейды по злачным кварталам.

В полном разгаре в ночном Токио и подлинно театральная жизнь. До самой ночи работают японские классические театры, кукольные театры, музыкальные театры. Любители могут насладиться и настоящим национальным искусством. Большую роль во времяпрепровождении японцев играет баня.

В бане. Баня в Японии - это больше, чем гигиеническое мероприятие. Это - возможность расслабиться, время для умственного, даже духовного очищения, мисоги (обряд очищения водой). Бапя - это частично гигиена, частично - ритуал, частично - терапия.

Японцы любят посещать общественные бани. Для многих после рабочего дня баня - это сущий рай. Здесь беседуют, спорят, решают важные проблемы. Считается, что, расслабляясь, можно успешнее прийти к соглашению по многим сложным вопросам. Баня как раз то место, где японец забывает о своей характерной сдержапности и делается доступнее. Баня давно вошла составным элементом в жизнь японцев.

Японские города не мыслятся без общественных бань сэнто. В Токио их более двух с половиной тысяч, в других крупных городах их также много. Обычно бани сэнто представляют собой громадные одно-, двухэтажные здания, рядом с которыми вздымаются трубы. Каждую такую баню ежедневно посещают тысячи горожан. Приток посетителей особенно заметен в вечерние часы. Женщины, дети и старики успевают помыться до вечернего наплыва посетителей. Как правило, сэнто открываются в три часа дня и работают до полуночи.

Баня разделяется на мужскую и женскую половины. У входа в банное отделение посетитель снимает обувь, покупает билет и входит в раздевалку. Здесь он раздевается, складывает одежду в специальную корзинку, которую ставит на полку. После этого посетитель входит в зал, где моются, отдыхают, принимают водную процедуру расслабления.

В банном зале сэнто имеется бассейн, в котором могут разместиться от десяти до двадцати человек. У стен расположены ряды кранов с горячей и холодной водой. Прежде чем войти в бассейн, посетитель тщательно трет себя намыленными губками и окатывается горячей водой, только после этого он может войти в бассейн. Здесь в обжигающей воде обычно блаженствует с десяток человек. Адаптировавшись к температуре, вновь вошедший прислушивается к разговору, который ведут окружающие, и сам включается в него.

Говорят о чем угодно: от рекламы на зубную пасту до международных событий. Услышанное в бане нередко цепко удерживается в памяти. Люди обмениваются новостями отдыхая, расслабляясь. Не случайно в Японии дает себя знать "банный" источник информации. Нередко можно слышать, как один другому, скажем, в перерыве между делами говорит: "А вот вчера в бане я слышал..." Говорят, что самое лучшее место для разрешения сложных вопросов, философских споров и политических дискуссий - это баня, точнее бассейн с обжигающей водой. Ядонская баня является местом, где в известной степени нивелируются характеры людей. Обычно японец довольно застенчив и старается запрятать свое тело в "сорок одежек". Мы не раз удивлялись тому, как в условиях несносной духоты, когда иностранцы готовы были спять с себя все, что можно, японцы всегда оставались при галстуке. Обнажить свое тело перед другими - это не в духе нации. Но вот в бане, оставшись нагишом, японец становится совсем другим человеком. Создается впечатление, что вместе с одеждой он оставляет в раздевалке и застенчивость. Баня во многих отношениях раскрывает внутренний мир японца.

В бане за сравнительно небольшую плату посетитель может нанять сансукэ, который усердно натрет ему спину, а также сделает массаж. Эту обязанность обычно исполняют молодые мужчины. В отличие от моющихся они имеют на себе нечто вроде плавок. Сапсукэ обслуживают как мужское, так и женское отделение, считается, что такая работа не для женщин.

Япопцы любят обжигающую воду. В бассейпе общественной бани так горячо, что европейцы могут окунуться туда только после специальной тренировки. Сами японцы свою приверженность к горячей воде объясняют по-разному. Однако здесь очевидно следующее: в холодное время хочется согреться, а горячая вода для этого - лучшее средство, летом горячая вода вызывает реакцию охлаждения. Так или иначе, все япопцы в любое время года предпочитают обжигающую воду. Дома те, кто имеют ванпу, также не отступают от этой привычки.

Во многих национальных японских домах ванны, как и прежде, делают деревянными. Под ванны используются теперь и вместительные баки, для этих целей приспосабливают и другие емкости. Городская квартира имеет стандартные ванпы, куда можпо лечь. Душ в Японии не принят - он не дает такого эффекта, как ванна. Однако ванна - это одно, а баня совсем другое, несравнимое с ванной, считают япопцы.

В столице за последние годы открылось несколько бань, находящихся па попечении местных властей. В Токио даже выходит банная газета "Нюёку тайме". Из 3000 ежедневно выпускаемых экземпляров 2400 распространяются только в банях. Издатели ведут настойчивое просвещение японцев в жанре "банного этикета", пишутся даже "банные стихи". Вот одно из них.

 

        Взгляните, что за диво!

        В мужское отделение пробрался

        Длинногривый!

 

Многие правила поведения в банях составляются и редактируются муниципальными советниками по делам общественных бапь. Однажды эти советники рекомендовали банной администрации взимать дополнительную плату с длинноволосых мужчин. Японцы в шутку окрестили эти действия "дискриминацией в банях".

Баня в Японии - это серьезно.

В обществе гейши. Слово "гейша" включает два иероглифа: гэй - талант, ся - человек. Таким образом, гейша - это талантливая женщина. Понятно, что не каждая японка может стать гейшей. Исследователи прослеживают в японском языке слово "гейта" со второй половины XVIII в., так что институт гейш в Японии - это сравнительно позднее введение, хотя еще в известных японских хрониках XI-XII вв. упоминается о молодых развлека-тельницах, исполнявших функции, которые позднее связались со словом "гейша". Гейши всегда производили сильное впечатление на иностранцев. Вот что рассказывает о них наш соотечественник, исследователь Г. Востоков:

"Гейши" - самые образованные женщины в Японии. Остроумные, превосходно знающие свою литературу, веселые и находчивые, они расточают перед вами все свое очарование. С классическим искусством ,,гейша" пропоет вам и продекламирует лучшие стихотворения и отрывки из лучших драматических произведений. И все время непринужденно веселая, остроумная и кокетливая, она не потеряет своего женского достоинства. "Гейша" - вовсе не непременно продажная женщина; это, во всяком случае, пе входит в ее обязанности; скорее всего это артистка, которую приглашают за известную часовую плату для развлечения и удовольствия художественного... Когда какой-нибудь японец хочет задать друзьям пир, то он устраивает его в чайном домике; жены и дочери его остаются дома, а к столу приглашаются гейгаи".

Современные гейши, конечно, не всегда отвечают образу гейши, созданному Г. Востоковым. Снижается уровень их традиционного искусства. Тем не мепее институт гейш ценится в Японии и, очевидно, сохранится на долгие времена. Сейчас понятие "гейша" объединяет множество различного типа развлекательниц. Гейши живут в специальных городских кварталах. Стать гейшей не так-то просто, поскольку это искусство требует больших знаний и многих умений. Обучение начинается с раннего возраста, ипогда с семи лет. Сейчас нередко профессию гейш начинают приобретать девушки и с шестнадцати лет. Основная масса гейш поступает из семей работников ресторанов и чайных домиков. Довольно часто занятия гейши передаются по наследству от матери к дочери.

Ученица-гейта обучается пению, танцам, актерскому искусству, игре на различных инструментах, она всесторонне расширяет свои познания. Большое внимание уделяется обучению навыкам ведения беседы. Будущие гейши живут и овладевают своим мастерством в кварталах гейш, называемых нису. В Киото гейшу-ученицу называют май-по, а в Токио - осуяку. Ученицы носят кимоно, широкий пояс оби и высокую прическу, которая у них отличается от гейш-выпускниц.

Гейшу нанимают для развлечения гостей. Само присутствие гейши в компании создает в Японии обстановку релаксации. Пока подают кушанья, гейша шутит, играет, ноет, танцует. Все это создает непринужденность и поднимает настроепие. Иностранцы между тем не могут ощутить в полной мере всех нюансов ситуации, так как не способны понять тонкостей японского языка и скрытого смысла высказываний.

Когда гейша выполнит предписанную ей программу, она считается свободной, и может распоряжаться собою по своему усмотрению. Настоящая гейша обычно не входит в интимные отношения с теми, кого развлекает. Однако в Японии имеются разпые категории гейш. Ритуал гейш исполняют и настоящие мастерицы своего дела и как бы ремесленницы, стоящие на низшей ступеньке института гейш. Этих девушек, не обладающих талантом гейши, часто называют "гейшами для постели". Именно опи создают иногда в глазах иностранцев искаженное представле-пие о том, что такое японская гейша.

Распорядок дня гейши достаточно уплотнен. Утром она совершенствуется в искусстве аранжировки цветов, чайной церемонии, танцах, пении и т. д. После этого следует легкий обед, затем до трех часов беседа с подругами -гейшами. В три часа гейша начинает прихорашиваться, готовясь к вечернему туру. На это она затрачивает уйму времени, проделывая сотни самых различных процедур, от натирания пяток до укладки волос. В результате гейша припимает вид, способный привлечь внимание любого гостя.

До недавнего времени гейши не распоряжались своим гонораром, поскольку их деятельностью руководила специальная организация. Вечером в соответствии с заявкой гейше давалось направление, и она на рикше отправлялась по назначению (до сих нор в Японии для этих целей имеются рикши). После окончания вечеринки гейша подписывала "направление", где указывалось время, затраченное ею на развлечение гостей. Оплата практиковалась обычно в конце месяца. Гонорар гейши зависел от ее возраста, мастерства, популярности и ряда других факторов. В настоящее время гейша считается свободной женщиной.

Теперь в урочные утренние часы гейше разрешается наряду с классическими занятиями играть в гольф и развлекаться по своему усмотрению. Современная гейша может даже водить автомобиль. По данным статистики, в Токио работает до пяти тысяч гейш, а по всей Японии до тридцати пяти тысяч. Подсчеты показывают, что число гейш-профессионалов идет на убыль. Говорят, что к концу XX в. институт гейш в Японии прекратит свое существование.

Трудно согласиться с этой точкой зрепия, поскольку гейша создала специфическую культуру развлечения, которую мужская половина Японии тщательно оберегает.

---

(01) Сёгунат - форма правления, при которой вся власть в стране сосредоточивалась в руках феодального военачальника (сегуна). Император при правлении сегунов властью фактически не располагал, хотя ему поклонялись и его "божественность" не оспаривали.

(02) Ронин - самурай, не имеющий покровителя-сюзерена.

(03) Более подробно о военных искусствах см. гл. III.

(04) Подробно о японизированном буддизме см. гл. II.

(05) Подробно о вежливой речи см. гл. IV, разд. 3.