Нет необходимости говорить, что подавляющее большинство жителей Японии - это японцы, и потому, естественно, они говорят и пишут по-японски. Другие языки, в том числе, вопреки распространенному заблуждению, и английский, в Японии используются крайне ограниченно.

На слух речь японцев очень приятна и музыкальна: простое произношение, обилие гласных, в том числе долгих, отсутствие резких интонационных перепадов, - все это делает ее похожей на плавный журчащий поток звуков. Поначалу кажется, что уж заговорить-то по-японски достаточно легко. Однако европеец, начавший изучать японский, очень скоро убеждается, что он совершенно отличен от всех других известных ему языков.

Прежде всего, как выясняется, в этом языке нет почти ничего из того, чему обычно учат на уроках иностранных языков в школе. Конечно, как и в других языках, в японском есть существительные, прилагательные, глаголы. Но выглядят они экзотически: у существительных нет артиклей, нет падежей, нет множественного числа, нет рода. У глаголов нет рода, нет лица, нет множественного числа, нет будущего времени, только прошедшее и не-прошедшее. Прилагательные в своем большинстве сильно напоминают глаголы, в частности, имеют прошедшее время. Будущего у них, как и у глаголов, нет.

Но если эти обстоятельства, хоть и с натяжкой, можно отнести к плюсам японского языка с точки зрения человека, начинающего его учить, то в остальном новичка ожидают сплошные минусы. Прежде всего, это, конечно, письменность.

Для письма японцы применяют специальные знаки - иероглифы, заимствованные из Китая еще в 6 веке. По-японски они так и называются - "китайские знаки" (кандзи). Именно в Китае более четырех тысяч лет назад были "сконструированы" эти картинки, которыми до сих пор пишут не только в этой стране, но и в Японии и Южной Корее.

Иероглиф - это знак фиксированного начертания, которому приписан определенный самостоятельный смысл и определенное чтение. При сохранении общего или похожего написания иероглифов их чтения в разных языках могут быть различными. Так, увидев отдельно стоящий знак из четырех черт, китаец прочитает его как "фань", кореец - как "пом", японец - как "ину", но все они поставят ему в соответствие понятие, которое по-русски передается словом "собака".

Сколько иероглифов в японском языке? Судя по большим словарям, их пугающе много, от 40 до 50 тысяч. Впрочем, реально в обычных текстах используется лишь малая их часть - чуть более 2000 знаков. Существует утвержденный правительством Японии список "иероглифов для повседневного пользования", который содержит 1945 знаков. В идеале именно столько (и таких) знаков должен помнить 15-летний выпускник японской средней школы. В целом, согласно японским оценкам, для того, чтобы понимать смысл 95 процентов обычных текстов, нужно знать 2000 иероглифов.

2000 знаков - много это или мало? Конечно, по сравнению с алфавитами европейских языков, насчитывающими по два-три десятка букв, это внушительное число. С другой стороны, человек свободно удерживает такое число объектов в своей памяти - каждый может это проверить, составив список людей, фамилии и имена которых он помнит наизусть. В нем наверняка будет ни одна тысяча фамилий.

Известно, что в Китае для письма активно используются несколько десятков тысяч иероглифов. Как же японцы обходятся двумя тысячами? Дело в том, что, борясь с нашествием "китайских знаков", японцы уже к 10 веку на основе упрощенного написания ряда иероглифов создали собственную слоговую азбуку кана, в которой каждый знак отвечает одному слогу. Ныне таких азбук даже две: одна - с плавными, округленными очертаниями знаков (хирагана), другая - более "угловатая" (катакана). В отличии от иероглифов, знаки слоговой азбуки сами по себе не несут никакого смысла; смысл появляется лишь после того, как они составляются в последовательности, отвечающие звучанию японских слов. Сейчас, как правило, неизменяемые части слов пишутся иероглифами, изменяемые - хираганой, а заимствования из европейских языков - катаканой. Впрочем, многие японские слова пишутся только азбукой.

То, что азбуки две - неудивительно. Если присмотреться, в письме на русском языке тоже две системы знаков - заглавные и строчные буквы, начертания которых различаются иногда весьма существенно. В японском тексте никаких заглавных букв нет, все знаки - иероглифы, катакана и хирагана - имеют примерно один размер и идут сплошным потоком; промежутки между словами не приняты. Если учесть, что японский текст разбавляется иногда еще арабскими и римскими цифрами, а также и иностранными словами, записанными латинскими буквами (по аналогии с "китайскими знаками" кандзи японцы называют их "римскими знаками" - ромадзи), то легко представить себе, какой ужас вызывает этот коктейль у человека, только-только приступившего к изучению японского языка.

Но трудности на этом не кончаются. Очень скоро начинающий изучать японский язык узнает, что вообще любое японское слово можно записать знаками слоговой азбуки. Зачем же, спрашивается, нужны тогда иероглифы? Не проще ли писать если не латинскими буквами, то хотя бы знаками своей, ставшей привычной за тысячу лет японской слоговой азбуки? Не откажутся ли японцы в скором времени от иероглифов?

К несчастью для студентов, ответ на этот вопрос - отрицательный. Японцы, по-видимому, никогда не откажутся от иероглифов. Поступить таким образом - значит сломать всю выстраивавшуюся сотни лет структуру родного языка, то есть, в конечном счете, перестать быть японцами.

Чтобы понять, почему это так, нужно обратиться к далекой истории заимствования иероглифов из Китая в 6 веке. В те времена Китай стоял на гораздо более высокой ступени культурного развития, нежели его соседи по азиатскому материку. Это уже тогда была древняя страна с разветвленной системой власти, с чиновничеством, и, конечно, со своей иероглифической письменностью, "сконструированной" еще за две тысячи лет до этого специально под особенности китайского языка.

Японский язык в те давние времена своей письменности не имел, и потому японские слова поначалу записывались китайскими иероглифами, знаками совершенно другого языка, с другим произношением и грамматикой. Самые простые из возникающих при этом трудностей легко может понять каждый, кто попытается записать в английской транскрипции русское слово "еще".

К тому же японцы плохо воспринимали на слух китайские слова и искажали их в соответствии с нормами своего произношения. Так, например, китайское чтение иероглифа "собака" ("фань") в японских устах превратилось в "кэн". Сильно "попортило жизнь" японцам и то, что вместе с новой письменностью китайцы передали им массу новых понятий, которых до того просто не было в японском языке. К примеру, вместе с иероглифом "собака" попал в язык и термин "фаньжу" (яп. "кэндзю"), что значит "цинизм". Поэтому очень скоро перед грамотными (по-полукитайски) японцами встал вопрос: как, все-таки, должен читаться иероглиф, обозначающий понятие "собака"? Если по-японски - "ину", то тогда будут неправильно произноситься китайские заимствования. Если по-китайски ("кэн"), то тогда придется позабыть чисто японское слово.

Выход был найден по-японски гибкий. Постепенно негласно договорились, что каждый "китайский знак" может иметь более одного чтения: в исконных словах он читается по-японски, а в китайских заимствованиях - по-китайски, или, точнее, так, как японцы слышат китайское произношение. Теперь большинство иероглифов имеет так называемое "китайское" чтение (он-ёми) и "японское" чтение (кун-ёми). Общие правила сейчас таковы: если иероглифы стоят группой, то они читаются китайскими чтениями, если поштучно, в окружении азбуки, то - по-японски. Впрочем, исключений из этих правил тоже более чем достаточно.

Ситуация "один знак - несколько чтений" существует и в других языках, но, скорее, как экзотическое явление, а не как неотъемлемая черта. Скажем, если в каком-то месте русского текста стоит знак "3", то в принципе он может читаться и "зэ", и "три" - все зависит от знаков, стоящих по соседству.

В японском же это не исключение, а правило. Многие иероглифы имеют по несколько китайских чтений, поскольку они заимствовались в разное время и из разных районов Китая, в которых произношения различаются.

Так сложилась уникальная в мировой практике система письма, которая вызывает оцепенение и прострацию у всех начинающих изучать японский язык: мало того, что сплошной японский текст пестрит многочисленными "мохнатыми" значками, так и читаются они по-разному в зависимости от того, что стоит вокруг того или иного знака.

Отказаться же от иероглифов нельзя вот по какой причине: при заимствовании японцы потеряли китайскую интонацию, и в результате в японском образовалось очень много слов, которые звучат одинаково, а иероглифами пишутся разными. Скажем, если открыть японский фонетический словарь, то в нем можно найти с десяток заимствованных из китайского слов, которые читаются "косё". Их значения - самые различные, в зависимости от того, какие употребляются иероглифы. Здесь есть слова со значениями "свет", "переговоры", "официальное объявление", "министр образования" и т.п. Китайцы могут различать такие слова на слух, поскольку они по-китайски произносятся с различными интонациями. Японцы же их различают только тогда, когда они записаны, причем записаны иероглифами. Если записать эти слова азбукой или просто прочитать вслух, то без контекста для японца будет совершенно непонятно, о каком "косё" идет речь.

Отсюда видно, что в обозримом будущем японский язык без иероглифов обойтись не сможет. Конечно, и сейчас большое число одинаково звучащих слов создает для японцев массу проблем. Практически любую заметку из русской, или, скажем, английской газеты можно прочитать по радио и слушатели, для которых эти языки родные, поймут, о чем идет речь. В японской же государственной радиовещательной корпорации существует специальная служба, которая "переводит" газетные заметки на разговорный язык, подбирая синонимы и изгоняя из текста одинаково звучащие слова, которые слушатели могут неправильно понять.

Но, как говорится в рекламах, "и это еще не все". Трудности иероглифики совершенно меркнут перед особенностями применения языка самими японцами в устной речи и письме.

Прежде всего, следует отметить, что для японского языка характерно особое построение высказывания, центром которого всегда является собеседник. Приведем простейший пример: если поставить вопрос, содержащий отрицание типа "Это не Ваш портфель?", то обычным ответом в русском языке будет "Нет, не мой". Приблизительно также будет построено высказывание в английском, немецком, испанском языках. Японец же непременно ответит: "Да, не мой". Дело здесь в особом отношении японца к собеседнику. Если ответ европейца концентрируется на себе самом и подразумевает что-то типа "Нет, не мой (это портфель, а все прочее меня не касается)", то ответ японца строится вокруг спросившего и подтверждает его правоту. А если речь идет о подтверждении, то, конечно, с точки зрения японца, нужно говорить "да": "Да, (Вы совершенно правы), это не мой (портфель)". Иными словами, в ответе японца все подчинено задаче максимального соответствия ответа вопросу собеседника, задаче оказания максимального внимания, проявления учтивости к партнеру.

Отсюда необыкновенное число вежливых слов и форм вежливости в японском языке; именно поэтому японец в речи (а в письме - особенно) постоянно возвышает собеседника и принижает себя. О собеседнике говорится: Ваше почтенное имя (соммэй), Ваше благоухающее имя (гохомэй), Ваше драгоценное письмо (гёкуон), Ваша достопочтенная супруга (рэйфудзин). О себе же говорится: моя неумелая работа (сэссаку), моя глупая сестра (гумай), мое жалкое жилище (сэттаку), хотя в действительности у японца все может быть вовсе не так уж безнадежно, как он об этом высказывается.

Подсчитано, что японский язык за свою многовековую историю создал около 50 форм обращений в почтительно-официальном, высоком, нейтральном, сниженном, дружески вежливом, скромном, фамильярном стилях, около 50 форм приветствий, 40 форм прощания, 20 форм извинений и т.п. Помнить их все и правильно применять в зависимости от ситуации - дело чрезвычайно трудное, для того, чтобы с ним справляться, нужно быть японцем.

Японская грамматика позволяет строить свою речь буквально глядя на выражение лица собеседника, следя за его реакцией, ибо правила таковы, что положительный или отрицательный смысл высказыванию придает его заключительное слово, чаще всего - сказуемое. Когда слушаешь японца, то узнаешь сначала "кто", "что", "когда", "где", "почему", а уж в самом конце - "сделал" или "не сделал". Так что в японском вполне возможно строить высказывания так, чтобы начинать за здравие, а заканчивать за упокой: не только формально-грамматически, но и по сути языка это будет совершенно правильно.

Японцы широко используют эти возможности родного языка. В качестве классического примера такого подхода обычно приводят реальный исторический случай. Военный правитель Японии, восьмой сёгун из дома Токугава, Токугава Ёсимунэ (1684-1751), осуждая как-то на военном совете действия правителей одной из областей, в ходе своего пространного высказывания вдруг уловил по лицам других военачальников, что это осуждение не будет ими принято, а, следовательно, осложнит обстановку. И Ёсимунэ сумел в последний момент изменить смысл всего высказывания на прямо противоположный, для чего ему потребовалось всего только изменить форму последнего слова: "арумай" ("не является") на "аро" ("наверное, является").

С особым отношением к собеседнику связана и нарочитая расплывчатость высказываний. Считается невежливым ясно формулировать свою точку зрения, ведь это значит навязывать ее собеседнику. У собеседника-то она может быть другой, и потому ему будет неприятна резкая формулировка. Имея приобретенную с молоком матери привычку выражаться неясно, японцы, по крайней мере на подсознательном уровне, ожидают этого и от других, и потому бывают поражены "неэстетичностью" и грубостью прямых высказываний европейцев, в особенности тех из них, кто считает за признак доблести "резать правду-матку" и в глаза говорить собеседнику все, что он думает. С точки зрения японцев, такая манера выражаться выглядит хамоватой и наглой.

Для того, чтобы подчеркнуть некатегоричность высказываний, японцы часто используют цепочки отрицаний. Можно, конечно, сказать: "Есть проблемы" (мондай га ару), но японец, скорее всего, скажет: "Не бывает так, чтобы не было проблем" (мондай ва най кото ва най). Для японца кажется слишком простым и прямолинейным сказать: "Согласен", и он говорит, используя четыре отрицания подряд: "Нет того, чтобы не было, что я не несогласен" (фусансэй дэ най то иу кото дэ мо наку ва най).

В целом общение с японцами таит множество загадок для иностранца, который скоро убеждается, что японцы очень сдержанны в выражении своего мнения и желаний, а высказывания жителей страны восходящего солнца часто очень далеки от их прямого значения. Подобные "зазоры" могут быть настолько велики, что вызывают у иностранцев подозрения в лицемерии. В частности, совершенно невозможно добиться от японца явного отказа. Вместо него обильно используются фигуры умолчания, неожиданный перевод разговора на другую тему, расплывчатые высказывания и тому подобные средства.

Но и "положительные" высказывания японцев часто не поддаются расшифровке. Так, например, приглашение типа "Приходите как-нибудь ко мне в гости" скорее всего значит просто "Я думаю, человек Вы неплохой". Фраза "Давайте вместе выпьем, когда встретимся в следующий раз" значит "Я не прочь бы выпить с Вами, если доведется когда-нибудь свидеться". Наконец, если японец говорит "Я тщательно обдумаю все, что Вы мне сказали и так или иначе дам Вам знать", он на самом деле имеет в виду "Вам следует подумать над более подходящим приглашением", - это и есть вежливый отказ по-японски.

Когда все это доходит до сознания иностранца, он приходит в полное недоумение, не понимая, как вообще можно разговаривать, а тем более достигать взаимопонимания с японцами. Однако спасение в том, что так ведут себя японцы только с малознакомым человеком, а по мере продолжения знакомства, если гость сумел расположить их к себе, они становятся все более дружелюбными и доброжелательными. Другое дело, что это очень и очень медленный процесс.

Многие исследователи отмечают, что при общении с японцами крайне желательно знать хотя бы азы японского языка, уметь произнести хотя бы несколько общеупотребительных фраз. В этом японец усматривает уважение к нему и его стране, что наверняка расположит его к гостю. Если же изучение японского - дело будущего, то чаще всего приходится общаться на английском. Почти все японцы изучают в той или иной степени английский язык в школе, но, как правило, имеют мало разговорной практики и объясняются с трудом. Поэтому, пытаясь объясниться с японцем по-английски, лучше говорить медленно и четко, а если понимания как не было, так и нет, то иной раз полезно и написать то, что вы хотите сказать: так иностранца, возможно, поймут быстрее. При всем том, как отмечают сами японские исследователи, японцам доставляет большое удовольствие показать, что они в состоянии объясниться с иностранцем на его родном языке (а таковым они чаще всего считают английский) и они говорят, не стесняясь своего произношения и ошибок и счастливы, когда их понимают.

Как уже говорилось, в разговоре японец постоянно принижает себя и "приподнимает" собеседника. При общении с малознакомым иностранцем эта особенность выражена еще более отчетливо. Поэтому не нужно, например, слепо принимать на веру слова японца о том, что зарплата у него маленькая, домишко - плохонький, жена - уродина, дети - оглоеды и т.п. Гость будет неприятно удивлен, когда на пороге принадлежащего "бедняку" особняка его встретит красавица-японка, а дети, как окажется, учатся в одном из лучших вузов страны. Вряд ли также стоит раздуваться от сознания собственной исключительности, когда японцы отмечают, что гость прекрасно говорит по-японски или замечательно за два дня пребывания в стране научился есть палочками. Это не более чем дань вежливости, как ее понимают японцы.

Наверное, ко всему этому лучше относиться с должной долей юмора, который японцы тоже ценят, хотя и здесь следует отметить, что японский юмор весьма отличен от нашего. Поэтому пытаться рассказывать японцам наши анекдоты - почти бесполезные занятие. У них совершенно другая система ценностей и реалий, так что наши намеки им непонятны.

Да и европеец не увидит намека там, где он есть в речи японца, и который легко поймут другие японцы. Изысканная похвала дочери соседа, которая начала заниматься музыкой, слова о том, что такая талантливая девочка, несомненно, многого добьется как пианистка в будущем, на деле является понятной каждому японцу жалобой на то, что всем соседям нет покоя от ее игры.

Для иллюстрации склонности японцев к иносказаниям наш известный японист профессор С.В. Неверов приводит рассказ американской студентки, стажировавшейся в Японии и жившей в доме своей подруги-японки. Обе девушки увлекались японским театром и регулярно посещали спектакли традиционного театра Кабуки, а затем горячо обсуждали увиденное. При тесной застройке японских домов и открытых летом настежь раздвижных дверях эмоциональная речь американки разносилась весьма далеко и нарушала покой соседей. Одна из соседок, решившись наконец высказать общие претензии, однажды обратилась к американке, сказав: "Как хорошо, что у Вас есть такая подруга, можно только позавидовать тому, как Вы охотно до позднего времени беседуете, обмениваясь впечатлениями, которые у Вас накопились". Все это было сказано с улыбкой, самым благожелательным тоном. Американка, восприняв это как высокую оценку их дружбы, принялась чистосердечно расхваливать свою подругу. Соседке же стало ясно, что ее слова не достигли цели. Пришлось снова поговорить, примерно теми же словами, на этот раз с подругой-японкой. Когда американке растолковали истинный смысл этого разговора, она была ошеломлена, сказав только: "Сколько лет изучаю Японию и японский язык, но как же трудно понять душу японца!"