История философской мысли в Японии изучена весьма недостаточно. В имеющихся на эту тему трудах немало "белых пятен" и нерешенных проблем. Целый ряд вопросов освещается пока поверхностно, без анализа фактического материала. Одна из причин такого положения, возможно главная, состоит в том, что история японской философии стала объектом внимания ученых сравнительно недавно. Если изучение истории философии в Китае или Индии насчитывает уже несколько столетий и мировоззренческая мысль народов этих стран продолжает привлекать к себе внимание большого круга востоковедов самых различных стран мира, то изучение истории японской философии ведется всего немногим более полувека, и число серьезных ученых - специалистов в этой области - считанные единицы.

Конечно, философская мысль Японии не имеет таких глубоких традиций, как в Китае или Индии, странах куда более древней цивилизации; она не так богата разнообразием мировоззренческих учений. Тем не менее, уже предварительное знакомство с историей философской мысли японцев, с особенностями ее развития показывает, что она по-своему интересна, имеет, так сказать, "собственное лицо", и ее изучение открывает исследователю, несомненно, оригинальные мировоззренческие учения по-своему крупных мыслителей, взгляды которых позволяют понять специфические черты национальной культуры японского народа на разных этапах ее развития.

Больше того, можно, по-видимому, считать, что изучение японской философии не лишено своих преимуществ. Нельзя забывать, в частности, что вся история "традиционной" философской мысли японцев до ее вестернизации укладывается примерно в одно тысячелетие, отличается достаточной четкостью хронологии и потому легче поддается 'научному анализу, нежели история философской мысли Китая или Индии, измеряемая, по крайней мере, двумя с половиной тысячами лет и просматриваемая наукой далеко не во всех звеньях и не на всех этапах своего развития. Следует учитывать также, что при таком сравнительно небольшом "историческом возрасте" традиционная философская мысль в Японии проходила в своей исторической эволюции стадии, в чем-то повторяющие черты развития философии в других странах дальневосточного региона, а, следовательно, ее изучение дает исследователю возможность раскрывать и выявлять на японском материале более глубокие, универсальные тенденции историко-философского процесса в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Данное обстоятельство выглядит тем более многообещающе, если иметь в виду, что японские исторические памятники, необходимые для исследования традиционной философской мысли на различных этапах ее развития, в основном сохранились и в настоящее время издаются, переводятся на современный язык и расшифровываются учеными (01).

Однако, принимая во внимание благоприятные возможности исследования истории традиционной философии в Японии, нельзя не констатировать, что их реализация осуществляется пока что довольно слабо. До сих пор учеными не установлена достаточно полная периодизация истории японской философии. Не исследован основательно вопрос о зарождении философской мысли в средние века. Дискутируется проблема философских традиций. Необходимо при этом подчеркнуть, что в работах буржуазных ученых не выдерживаются, как правило, элементарные принципы научного исследования философии как таковой, зачастую не проводится различие между философским и религиозным сознанием, не получает четкого разграничения философская мысль и социологическая, политическая, этическая, эстетическая мысль японцев в средние века, а главное - взгляды философов излагаются в большинстве случаев в хронологической последовательности, вне соотношения их с материальной социальной действительностью, вследствие чего подлинный смысл и содержание учений, концепций, категорий адекватно не раскрывается. В тех же немногих трудах, которые написаны японскими учеными, придерживающимися научных методологических принципов исследования, освещается главным образом позднейший этап развития традиционной философской мысли в Японии, приходящийся на XVII - первую половину XIX в. (02). Этому же периоду посвящены и труды зарубежных исследователей, в том числе и советских (03). Более же ранние этапы истории философии в Японии сколько-нибудь фундаментального научного освещения еще не получили. Поэтому развернутой, целостной картины исторического развития философской мысли в Японии воссоздать пока не удается.

Уже из сказанного выше становится очевидным, какое важное значение для изучения философской мысли в Японии, в особенности ее истории, приобретает методология исследования. Однако заявить так, на наш взгляд, было бы еще недостаточно. Настало такое время, когда вопросы методологии исследования истории философии в Японии, да и, по-видимому, в других странах Востока, становятся актуальными, как никогда ранее. На повестку дня встает, как нам кажется, совершенствование самого понятийного аппарата, использовавшегося нами до сих пор, критическое переосмысление таких сложившихся еще на заре ориенталистики, давно укоренившихся понятий, как "буддизм", "конфуцианство", "неоконфуцианство". Эти понятия широко применяются как категории с четко установленным смысловым значением, позволяющим рассуждать о "буддизме" вообще, о "конфуцианстве" вообще, об их "распространении" в Японии в ту или иную историческую эпоху.

Однако фактический материал все более убеждает исследователей в том, что за понятиями "буддизм" и "конфуцианство" в действительности стоят сложные духовно-культурные образования, включающие философскую, социально-политическую, этическую мысль, формы религиозного сознания, другие виды духовного творчества.

Используя при изучении философской мысли в Японии категории "буддизм", "конфуцианство", мы обращаемся так или иначе к историко-философским традициям Китая, Кореи, откуда, как известно, и происходило распространение философских учений. Связь тут очевидная. Она проявляется даже в названиях философских сект и школ в Японии: секты Тэндай (от кит. "тяньтай"), Сингон (от кит. "чжэньянь"), Дзэн (от кит. "чань"), школы сюсигаку (школа Чжуси), оёмэйгаку (школа Ван Янмина) и т. п. Однако и при рассмотрении китайских "оригиналов" "буддизма" и "конфуцианства" нас ожидают новые проблемы. Выясняется, в частности, что китайский средневековый буддизм, если характеризовать не его религиозную догматику, а собственно философскую, религиозно-философскую мысль, выглядит не столь уж "буддизмом" в строгом смысле этого слова, что в первые же века своей ассимиляции в Китае он вобрал в себя идеи и принципы конфуцианских и даосских философских учений. Выясняется далее, что и конфуцианская мысль в Китае, в свою очередь, также активно взаимодействовала в средние века с учениями даосских и буддийских школ и сект и обогащалась за счет их учений. Так, все более завоевывает признание тот взгляд, что так называемые неоконфуцианские философские доктрины сунской школы, столь повлиявшие на развитие мировоззренческой мысли стран Дальнего Востока, не сформировались бы столь фундаментально, не будучи оплодотворенными, мировоззренческой мыслью буддийских, даосских и других школ.

Таким образом, проникавшие в Японию из Китая и Кореи философские учения представляли собой не просто те или иные доктрины "конфуцианства", "буддизма", "даосизма", а уже конкретно-исторически сложившиеся органические "сплавы", или "синтезы", идей "конфуцианского", "буддийского", "даосского" происхождения, которые, в свою очередь, перерабатывались, переосмысливались с привнесением в них автохтонной японской идеологии, в соответствии с социальными идейными потребностями развития общественной мысли в Японии. Переработка, переосмысление этих учений-"сплавов", учений-"синтезов" происходила в средневековых школах мудрости в условиях господства авторитарного сознания, и потому развитие философской мысли в Японии вплоть до Нового времени совершалось в форме "истолкования" учений Авторитетов, в форме "следования" идеям мудрецов - основоположников школ. Японские мыслители верили, что истины бытия, пути праведной жизни, благоденствия уже открыты мудрыми учителями, а потому их задача состоит лишь в том, чтобы постичь собственным разумом эти истины, заключенные будто бы в завещанных им канонических произведениях учителей-Авторитетов. На вере в Авторитет учения, в Авторитет основоположника школы, с одной стороны, и на стремлении открыть истину усилиями творческого разума - с другой, и основывался такой противоречивый средневековый тип мышления, способ философствования, характерный для японских буддийских и конфуцианских школ в эпоху средневековья. К сожалению, этот тип мышления, способ философствования не стал еще по-настоящему предметом исследования наших ученых.

Разработка методологии исследования чрезвычайно актуальна не только для изучения истории философской мысли Японии. Она необходима и для понимания тех процессов, которые наблюдаются в настоящее время в развитии современного общественного сознания японского общества, в развитии его мировоззренческой, философской мысли. Ярким примером этого может служить проблема традиций. Эта проблема возникла, как известно, в результате вестернизации национальной культуры, вестернизации различных форм общественного сознания японцев, философии в частности.

По мере вестернизации философской мысли в Японии, иначе говоря, по мере распространения и усвоения японцами буржуазной философии стран Запада в XIX - первой половине XX в. все более утрачивали влияние и приходили в упадок традиционные мировоззренческие учения, сложившиеся в эпоху феодализма. Философская мысль японских буддийских сект и конфуцианских школ переставала функционировать в своем подлинном системно-структурном виде, вытеснялась из сферы профессиональной философии, а сохранявшиеся от нее отдельные понятия и представления оставались как реликты, лишенные жизненного импульса, либо же включались в философские системы западного происхождения, теряя свое прежнее смысловое содержание (04).

Однако, будучи вытесненными из профессиональной философии, традиционные мировоззренческие, философские представления не исчезли полностью из общественного сознания японцев. Благодаря существованию и развитию неозападненных или слабо озападненных сфер японской культуры "буддийские", "конфуцианские" мировоззренческие представления стихийно, в бессистемном виде постоянно воспроизводятся в обыденном сознании. Традиционное мироощущение японцев еще живо в национальном художественном творчестве: в классической японской живописи, в классической музыке, театре, в поэзии, народном фольклоре, в таких типично японских видах искусства, как аранжировка цветов, сады камней и т. п. Оно в значительной мере сохраняется в моральном сознании, в эстетических нормах, в социальной психологии людей. Традиционными мировоззренческими представлениями пронизано религиозное сознание японцев. Несомненно поэтому, что традиционная идеология через такие формы общественного сознания и художественного творчества не может не оказывать влияние на массовое сознание, на формирование его мировоззренческих принципов.

В то же время вестернизацию японской философии (а по выражению К. Маркса, философия - "живая душа" культуры, воздействующая на "тело" последней) нельзя рассматривать изолированно от других сфер духовного творчества. Нельзя не учитывать то важнейшее обстоятельство, что одновременное существование вестернизированной философии, иных форм вестерни-зированной культуры, с одной стороны, и слабо вестернизированных форм общественного сознания, с другой стороны, порождает дисфункции в механизмах потребления и наследования культуры, в механизмах самого духовного творчества.

Как указанные выше, так и другие факторы, раскрывающие разного рода взаимодействие философии с другими сферами национальной культуры Японии, убедительно свидетельствуют о том, что проблема традиций в области традиционной мировоззренческой мысли оказывается не только явно недостаточно решаемой в теоретической плоскости, но и "неснятой" в практическом отношении. Вот почему на этой проблеме в современной Японии всячески спекулируют буржуазные идеологи, которые, призывая в поисках преодоления социальных противоречий к отказу от "западной идеологии", а под этим флагом и от марксизма, делают ставку на возрождение "истинно национальных мировоззренческих традиций", "японского образа мышления" и т. п. Таким образом, отношение к проблеме традиций культуры, мировоззренческой, философской мысли в частности, приобретает практический, "земной" аспект, напрямую связано с идеологической борьбой прогрессивных и реакционных сил в условиях современной японской действительности.

---

(01) Достаточно упомянуть энциклопедические издания Иванами сётэн "Нихон сисоси" 1960-1970 гг.,, содержащие манускрипты трудов японских мыслителей IX-XIX вв. Выходят в свет и переводы на иностранные языки серьезных исследований о средневековых японских мыслителях. См., например: Takahashi M. The Essence of Dogen, Kegan Paul International. London, Boston, Melbourne, 1983.

(02) Нагана Хироси. Нихон тэцугаку сисоси (История японской философской мысли). Токио, 1938; Нихон юйбуцурон сисоси (История японского материализма). Токио, 1936; Нарамото Тацуя. Нихон-но сисока (Японские мыслители). Токио, 1954; Саэгуса Хирото. Нихон-но юйбуцуронся (Японские материалисты). Токио, 1956.

(03) См.: Радуль-Затуловский Я. Б. Из истории материалистических идей в Японии. М., 1972.

(04) Пример тому - экзистенциализация буддийских категорий "пустота", "небытие", "карма", типичных для догматики религиозно-философских учений сект Тэндай, Сингон, Дзёдо, Дзэн и др.